Новый элексир профессора Джибберна
Шрифт:
— Вот она, эта ужасная старуха! — воскликнул он.
— Какая старуха!
— Которая живет рядом со мной и держит лающую собаку. О, Боже, соблазн слишком велик.
Джибберн иногда бывает удивительно ребячлив и действует по первому побуждению. Не успел я вмешаться, как он бросился вперед, схватил несчастное животное и пустился с ним бежать по направлению к находившейся на берегу скале. Все это произошло самым необыкновенным образом. Несчастное существо не пыталось ни освободиться, ни лаять и не подавало никаких признаков жизни. Оно сохраняло свой вид полусонного спокойствия в то время, как Джибберн держал его за шиворот. Казалось, что он бегает с деревянной собачкой в руках.
— Джибберн, пустите ее! — закричал я ему вслед. — Если вы будете так быстро бегать, то, чего доброго, ваше платье загорится. Ваши полотняные панталоны и так уже начинают тлеть и приняли бурый оттенок!
Он приостановился
— Пустите ееЈ Джибберн, — продолжал я кричать, догоняя его. — Я не могу вынести этой жары! Это все оттого, что мы так бежали! Шутка ли сказать, две или три мили в час! Надо принять в соображение трение воздуха!
— Что? — спросил он, разглядывая собаку.
— Трение воздуха! — кричал я. — Трение воздуха! Слишком быстрое движение! Вспомните о метеоритах и тому подобных вещах. Невыносимо жарко. И еще, Джибберн, Джибберн, я чувствую ужасный зуд во всем теле и страшную испарину. Публика начинает слегка двигаться… Кажется, «элексир» перестает действовать. Пустите собаку.
— Ну? — спросил он.
— Перестает действовать, — повторил я. — Мы слишком согрелись, и ваше средство перестает действовать! Я промок насквозь!
Он поглядел на меня и на оркестр, музыка которого действительно становилась все слышнее и слышнее, затем сильно размахнулся и отбросил от себя собаку, которая, продолжая оставаться в том же бесчувственном состоянии, взлетела вверх и повисла в воздухе над сомкнутыми зонтиками небольшой группы болтавших людей. Джибберн схватил меня за локоть.
— Клянусь небом, — воскликнул он, — кажется, вы правы! Какой-то острый зуд и… этот человек в самом деле начинает шевелить своим носовым платком! Это ясно заметно. Надо спасаться!
Но мы не успели убраться во-время. Да оно, пожалуй, и к лучшему. Мы, вероятно, пустились бы бежать, а если бы мы побежали, то мы бы, наверно, загорелись. Я в этом почти уверен! Понимаете, ведь это ни одному из нас не пришло в голову… Но прежде чем мы успели об этом подумать, действие элексира вдруг прекратилось. Это было дело минуты, даже менее чем секунды. «Новый элексир», как по мановению руки, внезапно перестал действовать. Занавес упал и представление кончилось.
Около меня раздался испуганный голос Джибберна.
— Скорей садитесь, — проговорил он, и я поспешил опуститься на траву.
На том месте, где я сидел, до сих пор виднеется пятно сожженной травы. При этом все вокруг меня внезапно вернулось к жизни; издаваемые оркестром беспорядочные звуки превратились в громкую музыку, гуляющие люди задвигали ногами и продолжали свою прогулку, флаги начали развеваться, улыбки перешли в слова, кланявшийся господин докончил свой поклон и учтиво прошел своей дорогой, и вся сидевшая публика задвигалась и заговорила.
Весь мир, казалось, снова пробудился к жизни и жил нисколько не быстрее, нежели мы, или, вернее, мы жили нисколько не быстрее, чем все остальные люди.
В продолжение одной или двух секунд мне казалось, что все вокруг меня закружилось, и я испытал легкое чувство тошноты, и только. Что касается маленькой собачки, которая, которая, казалось, повисла в воздухе, брошенная рукой Джибберна, то она вдруг с необыкновенной быстротой упала прямо сквозь зонтик одной из присутствующих лэди. Это было нашим спасением. Я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь заметил наше появление, кроме плотного старого джентльмэна, сидевшего в кресле, который, без сомнения, нас видел и потом несколько раз окинул нас подозрительным взглядом и даже, кажется, сказал про нас что-то своей сиделке. Мы появились совершенно внезапно. Мы почти сразу перестали тлеть, хотя трава, на которой мы сидели, все еще казалась неприятно горячей. Внимание всех присутствующих, не исключая и оркестра попечительства об общественном развлечении, который впервые за все время своего существования, сбился с такта, было поглощено всем случившимся: странным лаем и волнением, вызванным удивительным и непонятным фактом, что изнеженная комнатная собачка, лежавшая справа от оркестра, провалилась сквозь зонтик дамы, сидевшей с левой стороны, причем шерсть собачки оказалась как будто слегка опалена — обстоятельство, которое объясняется необыкновенной быстротой ее движений в воздухе. И все это произошло в наше нелепое время, когда всякий из нас так глупо верит во все сверхъестественное и в предрассудки! Все повскакали с мест и натыкались друг на друга, стулья опрокидывались, полицейские суетливо бегали. Не знаю, как все это кончилось; мы были слишком озабочены, как бы выпутаться из этой истории и крыться с глаз старого джентльмэна в кресле, и потому пропустили много подробностей. Как только мы достаточно простыли и оправились от головокружения и дурноты, мы тотчас же вскочили и, обходя толпу, направились по дороге, пролегающей несколько ниже
— Если не вы бросили собаку, — говорил он, — то кто же это сделал?
Внезапно возобновившееся всеобщее движение и привычные знакомые звуки, равно как совершенно натуральный страх за самих себя (платье наше все еще было горячее, а спаленные белые панталоны Джибберна получили грязновато-коричневый оттенок), к сожалению, помешали нам сделать более подробные наблюдения. Собственно говоря, на обратном пути мне не удалось сделать ни одного дельного наблюдения. Пчела, конечно, уже улетела. Я искал глазами велосипедиста, но он скрылся из виду к тому времени, как мы подошли к верхней части Сандгэтской дороги; шарабан же, полный живых и двигающихся людей, быстро и с грохотом приближался уже к ближайшей церкви.
Мы, между прочим, заметили, что на подоконнике, на который мы ступили, выходя из дому, остались как бы прожженные отпечатки, следы же наших ног на дороге необыкновенно глубоко врезались в песок.
Таково было мое первое знакомство с «новым эликсиром». Все, что мы видели, говорили и делали, произошло, в сущности, в промежуток времени приблизительно около одной секунды. Мы прожили полчаса в то время, как оркестр успел сыграть не более двух тактов. Нам же показалось, что во всем мире остановилась жизнь для того, чтобы нам дать возможность сделать свои наблюдения. Принимая все это в соображение, в особенности же скорость, с которой мы вышли из дому, все приключившееся могло причинить нам гораздо больше неприятностей, нежели это случилось на самом деле. Это нам показало, что Джибберну еще многое предстоит узнать, прежде чем средство его сделается удобоприменимым, но в то же время случай этот доказывает, какое оно может иметь громадное значение.
С тех пор он много думал над способами его применения, и я неоднократно и без всяких дурных для себя последствий принимал под его наблюдением определенные дозы «нового эликсира». Я, впрочем, должен сознаться, что я, находясь под влиянием этого средства, ни разу еще не рискнул выйти из дому. Настоящая история записано мною в один присест без всякого перерыва, если не считать выпитой мною при этом чашки шоколада, именно благодаря этому чудесному «элексиру». Я начал писать ровно в 6 час. 25 мин., и сейчас стрелка моих часов показывает почти 30 мин. Седьмого. Таким образом, это нисколько не будет преувеличенным, если я скажу, что «новый элексир» дает нам полную возможность пользоваться неограниченным временем для работы среди самого занятого дня. В данное время Джибберн работает над урегулированием доз своего препарата, в зависимости от действия его на различные темпераменты. В противовес этому «элексиру-ускорителю» он надеется также изобрести «замедлитель», который мог бы нейтрализовать силу первого элексира. Действие замедлителя, конечно, будет обратное, Оно даст всякому возможность превратить несколько обыкновенных часов в несколько секунд и сохранить апатичную бездеятельность и ледяное спокойствие среди самой возбуждающей обстановки. Эти два средства, несомненно, произведут переворот во всем цивилизованном мире.
В то время, как «ускоритель» даст нам возможность в любой момент сосредоточить все силы на данном предмете, требующем нашего полного внимания, «замедлитель» позволит нам сохранить пассивное спокойствие при самых скучных и затруднительных обстоятельствах. Возможно, что я несколько оптимистически смотрю на этот «замедлитель», который еще нужно изобрести, но зато насчет «ускорителя» не может быть никакого сомнения. Его появление в торговле в удобном и приспособленном для приема виде — вопрос всего только нескольких месяцев. Он будет продаваться во всех химических и аптекарских складах, в небольших зеленых склянках, по довольно высокой, хотя, если принять в соображение его необыкновенные свойства, не слишком дорогой цене. Он будет известен под именем «нового элексира профессора Джибберна», и мой друг думает продавать его в трех различных пропорциях: как эликсир, усиливающий жизненную энергию в 200, в 900 и в 2.000 раз. Соответственно этому они будут отличаться желтой, розовой и белой этикетками. Употребление этих элексиров сделает доступными многие вещи. Конечно, возможность при помощи их правильно замедлять и ускорять течение времени может, пожалуй, послужить подспорьем даже при совершении преступлений, но ведь всякое сильное средство неминуемо влечет за собой злоупотребления. Мы со всех сторон обсудили этот вопрос и решили, что это относится к области судебной медицины и нас совершенно не касается. Мы будем приготовлять и продавать «новый элексир» и <?> выжидать результатов…