Новый год Кощея

Казьмин Анатолий Антонович

– Сгинь, – легко отодвинул меня в сторону царь-батюшка. – Мы с твоей Варькой всё это начали, нам и заканчивать.

– Начал, вообще-то я…

– Сгинь, – добродушно повторил Кощей. Он открыл дверь и вошёл в лазарет невзирая ни на какую там магию. – Пошли Лиховид.

– А я говорил тебе, Федька, – ухмыльнулся Лиховид, – учись нашему колдунству! Сейчас бы с нами пошёл, а так… Бестолочь, одним словом. – И он просочился в лазарет через уже закрытую дверь.

– Зараза, – устало выдохнул я.

– Убью, – раздался ласковый голос царя-батюшки из лазарета.

– Да это я не про вас, Ваше Величество, – заторопился я. – Это я вообще.

На жизнь и судьбу ругаюсь.

Я бессильно сполз по стеночке и уселся на полу, вытянув ноги. А чего мне ещё оставалось? Только ждать.

Проснулся я через пару часов от того, что кто-то дёргал меня за ногу.

– Вставай, босс, реально всё уже.

Дед подложил мне под голову ватник, а Аристофан накрыл своей кожаной курткой. И, продирая глаза, я порадовался за себя, любимого и такого трудоспособного. Не зря я столько времени угрохал, чтобы наладить работу отопительного цеха – даже на этих гранитных плитах лежать было не холодно.

– А? Что?

Тут дверь отворилась и в коридор вышла обычно строгая, но сейчас широко улыбающаяся врачиха-кикимора:

– Поздравляю, Фёдор Васильевич, у вас мальчик!

– Всё?! – я вскочил на ноги. – А Варя как? Всё в порядке? А с сыном нормально? Проблем нет? Ой, спасибо, Лизавета Венеровна! А можно мне к ним?

– Федька, ну где ты там? – проворчал Кощей из лазарета. – То палкой не отгонишь, а то копается чего-то. Небось, опять о вечном задумался.

– Оболтус, – согласился скрипучий голос Лиховида. – Казнить, да ещё и премии за квартал лишить, да, Кощеюшка?

– Я вас самих сейчас казню, – раздался тихий милый голос моей Варюши. – Федь, ну ты зайдёшь, наконец?

Я кинулся внутрь и огляделся. Варя лежала на операционном столе с накинутой поверх простынёй и слабо улыбалась. Она выглядела уставшей, но довольной и очень счастливой.

– Ты как?! – рванул я к ней и, схватив её ладошку, заозирался по сторонам. – А где?..

– Тут твой наследник, не дёргайся, – ухмыльнулся стоящий неподалёку Кощей, качавший на костлявых руках небольшой свёрток.

– Э! Э! Не уроните только! – я метнулся к нему. – Ну, что там?! Ну, покажите, а?!

– Что там? – фыркнул Кощей. – Угадай.

Он опустил конверт из одеяла пониже и я с некоторым трепетом уставился на очаровательную круглую мордашку моего сына. Моего! Сына!!! Он был… Ну, маленький, розовый и похож был на… ну, на младенца. Никаких особых своих или Вариных черт я не разглядел. Он спал, забавно почмокивая губами, а потом вдруг открыл глаза, обвёл взглядом лазарет, потом сфокусировался на мне и… подмигнул! И вовсе мне не показалось! Уж обычное моргание от подмигивания я отличу, будьте уверены!

– Держи, папаша, – хмыкнул царь-батюшка, протягивая мне ребёнка. – Богатырь будет! Уж мы с Лиховидом постарались. Да и за Варькой твоей приглядели, чтобы не страдала особо. Цени, сына!

– Ага… Это… Сейчас! – засуетился я и крепко, но бережно обхватив свёрток, прижал его к груди. – Сынуля…

А младенец взял и подмигнул мне ещё раз.

Назвали мы его Михаилом. Мишкой. В честь нашего Михалыча, как я и обещал ему ещё очень давно. Но вредная Маша хихикала, что дед тут ни при чём, а вот мсье Теодор уж очень любит кататься на нашем мамонте Мишке. Вредная она у нас, это все знают. Хотя, да, кататься на мамонтах я люблю.

А вот никакой попойки по поводу рождения сына я закатывать не стал. Передёргался сильно, да и настроение и так отличное было. Просто вечером посидели всей Канцелярией, позвали друзей, Иван Палыч принёс тортик «Наполеон», царь-батюшка от щедрот выдал бутылку коньяка. Вот её-то мы и распили под сладкое.

А вот городским и придворным пришлось устроить настоящий праздник. Я вначале пытался протестовать мол, подождём до Нового года, сразу всё и отметим, сколько тут осталось? Но все так яростно бросились убеждать меня мол, народ не поймёт, общество не одобрит, что я, больше опасаясь за жизнь и здоровье, согласился. Хотя, слава богам, мне самому делать ничего и не пришлось. Организаторов праздника и без меня хватало. Иван Палыч побежал к себе на кухню, Маша, прихватив Аристофана и Калымдая, умчалась… куда-то. И знать не хочу куда, оставьте меня в покое хоть на немного! А дед, ворча, что Всенародный Банк имени Михалыча берёт финансирование праздника на себя, разложил кучу ведомостей и счетов на столе и урылся в них вместе с Агриппиной Падловной.

Варя, прижавшись тёплым боком, положила голову мне на плечо, а я, лениво терзая последний кусочек торта, улыбался и смотрел, как царь-батюшка качает Мишку и тихо ему напевает:

– Баю-баюшки-баю,

Меч тебе я подарю.

Будешь головы рубить,

Будешь верно мне служить.

Ну а коль придёт Волчок,

Ткни мечом его в бочок.

А придёт Аристофан,

Дай ему ты по рогам.

– А придёт Аристофан, ты налей ему стакан, – просунулась в дверь голова нашего беса.

– Брысь! – тихо рыкнул царь-батюшка. – Ты чему ребёнка учишь?!

Глава третья

В театре реально всё должно быть прекрасно, без базара. И гардероб, и буфет, и, блин, актрисочки.

Заслуженный артист Е.И.В. Кощея Драматического театра, Могуче Кабано

Утром в Канцелярию заявился Шарль де Бац, экс-посол французского короля в нашем царстве-государстве. Честно говоря, Шарля давно надо было отправить в Путятич к царю Радиславу. У нас же хоть и столица тут, но только культурная, а официальная столица нашей страны – Путятич. Вот пусть бы у Радика и посольствовал. Или ещё чем занимался. Но всё дело было в том, что Шарль с первого же дня у нас, втюрился в вампиршу Машу, ну и она не устояла перед таким блистательным кавалером. И всё как у людей у них было, и ссорились, и мирились, и расходились, и снова сходились, лямур во всей своей красоте, если по-вампирски говорить. Вот из-за этого лямура мы и продолжали держать посла у нас, а не в Путятиче. Ладно, не жалко, а за Машу даже радостно.

Я на начало разговора опоздал, и когда вошёл в Канцелярию, дед уже во всю свою старческую глотку голосил:

– Да как же мы нашу кровиночку за басурмана-то отдадим?! Да нас же народ не поймёт, а мировая общественность осудит!

– Решили всё же пожениться? – догадался я. – Салют, Шарль.

– Доброго дня, господин Теодор, – привстал с лавки посол. – Ну, хоть вы мне объясните, какие могут быть преграды нашему браку с мадмуазелью Марселиной? Дедушка Михалыч только орёт невнятно да слюной брызжет…