Новый год по новому стилю
Шрифт:
— Это для Любы.
Ну не скажу же я, что это для самого Гриши. Для его полного счастья. Для его спокойствия — скорее всего. Он и перед кошкой чувствует вину за ее забитость в кошачьей стае. Или видит в ней себя маленького. И я стану заботиться о Глаше так же хорошо, как и о Грише. Пусть только он меня научит. Всему. Всему тому, что сделает его жизнь спокойнее и счастливее. Зря говорят: счастливая жена, счастливая семья. В семье все должны быть одинаково счастливы. Иначе это не семья, а клетка в зверинце. Я уже в такой пожила.
—
— Будет, будет, — теперь уже улыбалась я в полный рот. — Он сбежит от Любы на северный полюс к пятнице. Это Вербов еще не знает, что такое папа на полную ставку.
— А я думала, вы местами поменялись — он с ребенком будет сидеть, а ты — на работу. Я была бы не против… Или ты усмирила его буйный нрав?
Лия хохотала. Нет, уже просто ржала надо мной в голос. И я не сдержалась, совершенно не думая, что думает сейчас обо мне таксист. Плевать! Смех — самый безопасный выход адреналина, а во мне его ох как много скопилось!
— Я спрошу у него, хочет он тебя видеть до пятницы или нет, — наконец сумела выговорить я нечто членораздельное.
Сейчас мне важнее было спросить Александра Юрьевича про его самочувствие, не заикаясь про Кирилла, который явно не соизволил потратить на отца еще и воскресное утро.
— Это Люба сама делала, — переложила я в тумбочку бутерброды, краем глаза наблюдая, как немного порозовело бледное лицо старика при имени внучки. — А мандарин сейчас съешьте, при мне.
И я почистила фрукт, сунув кожуру в сумку.
— Дочка, что ли? — послышалось кряхтение с соседней кровати, докуда явно не долетали наши слова, иначе бы спросили, почему я с отцом на вы.
— Дочка, — ответил Александр Юрьевич громко для глухого соседа, и я сжала пальцы своему бывшему свекру.
Нет, не бывшему и не свекру, а просто дедушке Саше. Сколько бы дедушек у Любы не было, а в действительности она знает только одного — Александра Юрьевича.
— Я не знаю, во сколько завтра приду. Я вам позвоню.
— Не надо приходить. Здесь все хорошо. И кормят вкусно.
— Я приду, — сказала я твердо и ушла, но не совсем твердой походкой.
Коленки против воли тряслись. Наверное, от сознания того, что мы еще на один день ближе к выписке и к возвращению деда в пустую квартиру.
Я боялась заводить эту тему с Гришей сама, как боялась и того, что он первым выдвинет какие-то идеи. Потому перед ужином заговорила про Лию. Однако Гриша тут же перестал улыбаться.
— Общаться с твоими подругами я еще не готов, — отчеканил он, и я даже вздрогнула от холодка в его голосе. — Я не мешаю бизнес с личным.
Я кивнула. У нас не служебный, у нас театральный роман, я помню…
— И вообще я пригласил в гости Тамару Ильиничну. Завтра она еще будет спать, а вот в Рождество приедет к нам. И тогда мы не поедем на дачу. Впрочем, у нас теперь есть отмазка — кошка. Кстати, где Глаша?
Я пожала плечами. Люба — тоже. Глафира оказалась не просто серой, а с черными подпалинами, и найти ее лучше до выключения света во всей квартире. Гриша первым делом полез под диван, а Люба — под лестницу, а я вернулась к составлению грязной посуды в посудомоечную машину. Я наполняла ее с самого утра и вот наконец заполнила полностью. Теперь предстояло впервые ее запустить, но сама я боялась сделать что-нибудь не так. Надо звать…
— Гриша!
Но позвала я его совсем не за помощью с кнопками, а потому что не смогла задвинуть нижнюю корзину — из блестящего темного нутра посудомойки на меня глядели блестящие глаза Глаши.
— Как она туда забралась?! — ахнул Гриша у меня за спиной.
— Меня больше интересует, как ты ее оттуда будешь вытаскивать.
Да, Грише приходится вытаскивать нас всех из очень непростых ситуаций и мест.
— Ты теперь, смотри, не запусти вместе с ней стиралку. Сомневаюсь, что Ариэль отмоет Глафиру до белой. И мультиварку не включай. Мы с Любой точно не будем есть суп с котом.
Да, тяжело будет ГАВу сохранить чувство юмора с тремя бабами в одной квартире. Но сам виноват — сам нас сюда привез.
Глава 7.4 "Баба Тома"
Одиннадцать дней с Гришей, второй день с Глашей — первый день со второй Гришиной мамой. Я взглянула на накрытый Любой стол и села на стул — все же ездить в гости легче, чем принимать у себя даже одного… Вернее, одну — гостью. Слишком важную, которой Гриша решил не вызывать такси, а привезти самолично. Ну что ж… Так даже хорошо. Я выдохну и вдохну перед встречей с очередной Любиной бабушкой. Или моей второй свекровью? Двух выдержать очень сложно. Особенно, если одна из них баба в самом расцвете сил и зовут ее Елена Владимировна.
— Баба Тома… — так назвала Тамару Ильиничну Люба, когда вернулась домой с Глашей.
Баба… Она никого так не называла — только бабушка. Видимо, повторила то, что ей сказали, и два слова слились в одно: имя, просто имя нового персонажа в театре ее жизни. Все действительно походило на театр: только на сцене за три часа может пройти целая жизнь.
У меня меньше чем за две недели изменилось все — я даже себя не узнавала в зеркале. Какой-то нездоровый блеск в глазах. Или наоборот — это признак здоровья, женского. Я светилась, как лампочка, которую подзарядили за ночь крепкие мужские объятия. Прошлую ночь Люба проспала, не просыпаясь. К счастью! Но мы с Гришей все равно не решились ни на что большее — только поцелуи. Ничего… Некоторые вон по несколько месяцев только и делают, что целуются… Ну, те, у кого не падает занавес через десять минут после начала спектакля!