"Новый Михаил-Империя Единства". Компиляцияя. Книги 1-17
Шрифт:
– Милая Мари, вижу, что я и вправду ранил вас. Как мне искупить свою вину?
Она покачала головой.
– Ничего не надо. Все хорошо. Мерси.
Ей было очень больно.
Что делать, я не знал. Причину не понимал. Ледяная стена между нами.
Повисло гнетущее молчание.
Наконец она спросила с отчаянием в голосе:
– Скажите, Михаил, а я вам совсем не нравлюсь?
– Что?
Признаться, я опешил от такого вопроса. Но Мари больше ничего не сказала, лишь до боли закусила губу. Мне показалось, что она сейчас просто расплачется. В полной растерянности я поспешил
– Да что вы такое говорите? Как вы могли подумать такое?
В ее глазах явственно блеснули слезы, когда она заговорила взахлеб, так, словно боялась не решиться или не успеть сказать мне все.
– А что? Что я должна думать? Я уже пять дней в Москве, я уже пять дней ваша невеста, но вы лишь подчеркнуто вежливы и обходительны со мной. Мы даже иногда видимся. Я понимаю, что вы очень заняты, но между нами словно вежливая стена отчуждения. Когда мы все же видимся, вы ведете со мной никому не нужные светские разговоры о погоде и поездах, вы улыбаетесь, но ни разу, ни разу вы не проявили ко мне искреннего интереса. Вы холодны и держитесь на расстоянии. Вы всячески сторонитесь и избегаете меня. Театр, церемонии, официальные встречи – все это лишь игра на публику. Я вам нужна лишь для политики. Вы и сейчас говорили не о том, что хотите, чтобы я была вашей, а лишь о том, что вынуждены ускорить свадьбу, и только для того, чтобы я стала вашей женой официально! Я знаю, что наш брак политический, но за эти пять дней вы даже ни разу не посмотрели на меня как на женщину, словно я кукла какая-то или вещь, а я женщина, понимаете? Женщина! Так глупо было надеяться…
Она зарыдала. Горько и больно…
Я буквально выхватил ее из кресла и сжал в объятиях, покрывая поцелуями ее мокрое от слез лицо.
– Нет. Нет. Машенька, солнышко мое. Ты даже не представляешь, как мне трудно было удержаться от того, чтобы не…
Что? Что я должен был ей говорить? Что я вообще мог сказать?
– Машенька, радость моя, прости меня, дурака, какой же я дурак!
Мария потихоньку затихла в объятиях, прижавшись щекой к моему плечу, и лишь долго всхлипывала. Наконец она сказала:
– Да.
– Что «да», солнышко?
– Дурак. Это правда.
И шмыгнула носиком.
– Я знаю, счастье мое. Ты выйдешь за меня замуж?
Она подняла голову, посмотрела мне в глаза и прошептала:
– Да…
Я ощутил сладкий вкус ее губ.
МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. СОБСТВЕННЫЙ ВАГОН Е. И. В. ИМПЕРАТОРСКИЙ ПОЕЗД. 24 июля (6 августа) 1917 года
– Вот и Марфино…
– Уже? Я надеялась, что это никогда не произойдет…
– Но мы же не расстаемся. Мы будем вместе…
– Вместе для них. А я хочу быть вместе для нас…
– Вечером нам никто не помешает быть вместе только для себя…
– Вечером? Это же целая вечность…
– А завтра умчимся на лошадях…
– Там наверняка будет полно охраны…
– Есть еще охотничий домик в лесу…
– Охотничий домик? Как романтично…
Я вдыхал аромат ее волос и не хотел разжимать свои объятия.
Поезд лязгнул тормозами и остановился.
– Вот и все…
– Для нас все только начинается. Мы вместе навсегда…
На стук в дверь мы ответить не могли. Наши уста были заняты более важным делом…
МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ИМПЕРАТОРСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ «МАРФИНО». 24 июля (6 августа) 1917 года
Вся огромная поляна у пруда взорвалась криками восторга, когда в темнеющем небе вспыхнул первый цветок яркого фейерверка. Никогда еще Марфино не видело такого празднества и, вероятнее всего, никогда больше не увидит.
Тысячи и тысячи зрителей, среди которых императоры, цари, короли и королевы, принцы и высочайшие персоны, премьер и прочие министры, генералы и адмиралы, иностранные послы, множество прочей челяди и несметное количество пионеров, глядели сейчас в праздничные небеса.
Я сидел на траве в окружении родных мне людей. Причем совсем не так, как мы сидели пять дней назад в том автомобиле. Нет! Мы сидели, прижавшись друг к другу, сидели как семья…
Мы повенчались с Машей через час после прибытия в Марфино. Это был экспромт, и главным заводилой тут выступил, как это ни странно, Георгий. Впрочем, наши с Машей лица вряд ли могли обмануть хоть кого-нибудь в первые же минуты после прибытия. И когда мы, вручив имениннику подарочный фотоаппарат, спросили у него:
– Ну, что ты хочешь сфотографировать первым?
Мальчик лишь лукаво улыбнулся и наглым образом заявил:
– Ваше венчание!
А я то ли был пьян чувствами, то ли по иной причине не нашел ничего лучшего, чем спросить у невесты:
– Ну что, готова к этому?
На что не менее безбашенная бывшая принцесса счастливо отрезала:
– Да хоть сейчас!
– Запросто! Евстафий! Отцу Николаю скажи – через час мы венчаемся!
Обступившая нас детвора во главе с Георгием взвыла от восторга, а мой камердинер убежал исполнять повеление.
И вот теперь, глядя на раскрасневшегося от выпитой водки отца Николая, который что-то явно богословское втирал не менее пьяному маркизу делла Торретту, я не мог не вспомнить о том, как тряслись руки попа во время церемонии и какой мертвенной бледности была его морда лица, когда ему сообщили о том, какой высочайшей чести он удостоен.
Да, все полетело в тартарары, все планы были нарушены, все расклады забыты, и вместо четко расписанного официального протокола державного венчания мы уподобились безбашенной молодежи куда более близкого мне времени. Но я был счастлив, и мне было плевать на все в этот момент.
Я был счастлив.
Впервые в этом времени.
Возможно, впервые в моей жизни.
Счастливое сумасшествие охватило меня и все Марфино.
Гости начали прибывать уже через час после венчания. Я никого не звал, но разве мог я отказать прибывшим? Монархи и министры, депутаты бывших Госдумы и Госсовета, военные и общественные лидеры, иностранные послы, купцы, промышленники и прочие персонажи, все они приезжали поздравить и засвидетельствовать, все они привозили подарки молодоженам и имениннику, все они привозили с собой что-то, что дополняло праздник и придавало ему воистину небывалый масштаб!