Новый Мир (№ 1 2000)

Автор неизвестен

Но — благодарение Богу! — Он продлил дни протоиерея Старка до тех времен, когда началась «перестройка», появилась «гласность» и был весьма торжественно отпразднован тысячелетний юбилей Христианства на Руси. Церковь стала выходить из своей долговременной изоляции, и журналисты буквально набросились на отца Бориса. И в местной, и в центральной печати публиковались его интервью, да и на телевизионном экране он то и дело появлялся…

Это нас и радовало, и печалило. Почти все публикации тех лет были определенной данью моде, ни одна из них не была полновесной, и читатель (зритель) при всем желании не мог себе представить, каким уникальным человеком был протоиерей Борис Старк.

Но — благодарение Богу! — в свое время нашлись люди, которые смогли сохранить для потомства и облик, и служение, и семью, и жилище, и, главное,

речь отца Бориса. Это профессиональный телевизионный режиссер Никита Сергеевич Тихонов и его жена Юлия Владимировна. В течение 1992–1993 годов они регулярно приезжали в Ярославль и снимали, снимали, снимали…

Текст, предлагаемый читателям «Нового мира», отнюдь не исчерпывает того, что удалось запечатлеть Тихоновым, но этого вполне достаточно, чтобы любой человек мог получить ясное понятие о личности протоиерея Старка. А меня эти страницы привели в волнение, я испытал и радость, и грусть… Я как будто бы вернулся в прошлое, побывал на тихой ярославской улочке, в старом деревянном доме, где жили и окончили свой земной путь столь дорогие моему сердцу люди — батюшка Борис и его матушка Наталья.

Протоиерей Михаил АРДОВ

Рустам Рахматуллин

Исход

Выведите меня отсюда.

Надпись, считанная с фонарного столба у собора Василия Блаженного.

Безысходность

«В восьмистах переулках этого города-путаницы есть Путинковский переулок, — говорит Сигизмунд Кржижановский и добавляет в скобках: — Не от него ли все пошло?»

С насмешкой смешанные, но золотые слова. «Путина, путинка, путинушка — путь, дорога, всякая поездка, путешествие, странствие», — разъясняет Даль, приводя еще значенье «одного конца пути, особенно водою, от одной известной пристани к другой». Поблизости слова «распутье», «путать», «путы», «паутина». Так что, по Кржижановскому, московские Путинки — начало и путей, и путаницы, паутины московских переулков, их причина.

Глаз, положенный на карту города, не подтверждает этого, но подтверждает слух — слова, с которыми играет Кржижановский. Глаза согласны со свидетельствами слуха только в том, что если полагать Путинки центром, то не запутаться нельзя, ибо это не центр. Или сам Кржижановский что-то напутал? А если напутал, то не потому ли, что попал в Путинки?

Сеть паутины уловляет только чужака, сама она — прозрачной ясности чертеж, набросанный своим хозяином и служащий ему. Для горожанина эта домашняя понятность начинается на Красной площади, посередине чертежа; но и на всех узлах мы дома. Чужак, напротив, будет спутан на любом узле. Путинки, близкие к вершине Страстного холма и к соименной холму площади, и есть такой периферийный узел паутины, а что Страстные холм и площадь — узел города, не надо говорить.

Взгляд на карту утверждает центром уличной сети собор Василия Блаженного. Довольно трудно допустить возможность смысла в условном переносе этого центра на Страстную. Вектор переноса, невольно предлагаемого Кржижановским, — Тверская улица, идущая от Красной площади к Страстной и дальше. Но дальше нам следует принять правее, к началу Малой Дмитровки, как только и возможно было двигаться, когда Тверская (до XVII века) не имела нынешнего продолжения за Белым городом и не была тверской, но дмитровской дорогой. И вот, едва ступив на мостовую Малой Дмитровки, мы видим церковь Рождества Богородицы, что в Путинках.

Другое определение или, так сказать, обстоятельство места Рождественской церкви — «на старом посольском дворе» — едва ли не единственное, что мы знаем о самом этом дворе, исчезнувшем так же давно, как и возник. Но удивительно: в этом воспоминании Путинки с новой силой узурпируют значение узла путей, которые как будто наставляются сюда искусственным усилием [9] .

Дистанция, путина улицы Тверской отсюда и до Красной площади рискует схлопнуться в борьбе Страстного и Кремлевского холмов за обладание источником путей, как это и произошло у Кржижановского. Недаром знатоки находят на узорочных стенах путинковского храма декоративные окаменелости Василия Блаженного. Сложнее разглядеть за живописной и асимметричной композицией на Малой

Дмитровке структуру координатной розы, в храме на Красной площади наглядную. Это тем более непросто, что храм Путинок на рубеже веков был заключен в мешок бестактного архитектурного соседства. Но мы попробуем увидеть…

9

Такое наставление путей не одна лишь метафора. Древнейший из московских чертежей, «Петров», рисуя город на исходе XVI века, застает дорогу в Тверь еще на ложе Малой Бронной в Земляном городе, но для продолжения в Белом городе эта дорога ищет перейти с ложа Никитской улицы на ложе нынешней Тверской, для чего следует пунктиром мимо Белых стен, по плацу, где теперь Тверской бульвар. В следующем веке появление дальней части Тверской улицы стало другим способом того же перенаставления. Это стяжательствовал путинковский узел.

Числа

Пятишатровая асимметричная композиция церкви Рождества Богородицы — одна из самых популярных у художников прошлого века и у наследующих им фотографов. Но, кажется, только один — неизвестный — художник предпочел заставочному и открытому доныне виду от начала Малой Дмитровки давно закрытый крупными домами вид из дальней части той же улицы. В этом пейзаже перед нами словно бы другая церковь: традиционно трехшатровая, с традиционно же повышенной центральной вертикалью. Но, приглядевшись, мы найдем центральный столп оригинальным: это колокольня, пропускающая свет и воздух в ярус звона. Справа от нее — придел под собственным шатром, а три шатра главного храма слева зрительно сливаются в один. Ясно, что этот вид издалека и долго представлялся ехавшим и шедшим в город по дмитровской дороге, с севера, и только поравнявшись с храмом, путники нежданно наблюдали серию превращений. Троеверхий силуэт сперва сходился в единицу, и это удивительно тем более, что единица заключает, как мы знаем, пять верхов. Еще через минуту хода в лобовом, поперек улицы, взгляде на церковь единица снова рассыпалась тройкой — но то были другие три: на этот раз придел и колокольня составляли общий силуэт, вбиравший еще крайний шатер главного храма. А эта тройка распускалась через несколько шагов известным пятивершием.

Надо ли говорить, что и в изнанке каждого ракурса, на другом плече всякой идущей через храм оси, удерживались те же числовые значения. Не замыкая круга, чтобы не утомить себя алгоритмическим повтором (хотя сама архитектура церкви Рождества в Путинках утомить не может), мы подведем черту под этой математикой. Геометрию Василия Блаженного путинковская церковь превращает в алгебру, а геометрия и алгебра обоих храмов, кроме прочего, суть разные приемы означения розы ветров. Розы, восемь стрел которой напускаются на восемьсот, по счету Кржижановского, московских переулков. В Путинках основные страны света означаются троичной композицией шатров, четыре раза собранной из разных составляющих, а промежуточные страны…

Промежуточные страны света служат основными, градообразующими для Москвы. Дорога Новгород Великий — степь скрестилась при начале города с дорогой киево-владимирской. В Путинках, узурпирующих роль координатного нуля, ордынско-новгородская диагональ дана под знаком силуэтной единицы, а в эту единицу свернута пятерка вертикалей, развернув которую мы попадаем на диагональ Владимир — Киев.

Но это алгоритм. Над ним можно соскучиться — а можно удивиться тайной несвободе столь явно свободной храмовой композиции. Можно удивиться также связи арифметики с градостроительной задачей, с уличными перспективами; но эта связь значит и новую, вторую несвободу композиции — и столь же плодотворную, как первая.

Но это, повторимся, числа.

Слово

А смысл путинковской архитектуры открывается за прикровенным, первоначальным посвящением церкви. Строилась она во имя Неопалимой Купины, в возобновление сгоревшей деревянной церкви того же посвящения. И, получив новое имя, передала старое приделу под отдельным шатром. Глядя на разнообразно узорочный, пластически заявленный вперед Неопалимовский придел, можно подумать даже, что он был первой очередью стройки и сколько-нибудь времени считался главным храмом. Но нет, единовременность и целокупность сложносоставного здания церкви доказаны — и в свою очередь существенны…