Новый Мир: Поколение Z
Шрифт:
Нам обоим не по чему скучать, не с чем сравнивать и не к чему адаптироваться.
У нас с Ними один мир на двоих.
* * *
Мы бредем с папой с самого утра.
Ночевать пришлось под деревом. Погрелись тоже недолго – как только окончательно темнеет, огонь может выдать нас, если Они поблизости.
А в лесах эта вероятность куда больше, чем в городе.
Еще один плюс городов – там можно перекантоваться
Но в городах есть минус.
Это и есть одна из причин (не считая главной), почему мы вечно в движении, а не осядем в городе.
В городе нет еды.
И ловить ее в городе негде.
А в лесу везет намного чаще.
Только вот нам не везет.
Вчера отец заколол одного кролика, но это единственная еда, которая была за вчера.
И за сегодня.
Дичь в округе либо распугана, либо убита.
Если второй вариант – значит близко люди.
Имитационные животных не убивают. Я не знаю почему, но эту закономерность заметили не только мы, но и путники, с которыми мы болтали.
Они давно завладели складами, и даже если запасы там давно иссякли – Им получить еду гораздо проще. Все людские прорывы старого мира теперь в их руках. Пожелают – смогут даже вновь запустить фабрики.
Им незачем охотиться на дичь, выглядывая ее сутками.
Только если эта дичь не бегает на двух ногах.
Я переступаю через очередную корягу и оглядываюсь на отца. Он идет медленнее меня.
Постоянно оглядывается и прислушивается.
– Пап – одергиваю – мы так и к вечеру воды не найдем.
– Река должна быть близко – заявляет он – был же вчера тот кролик. Должен же он что-то пить.
Закатываю глаза:
– Он был вчера. Знаешь, сколько мы уже прошли?
– Желаешь вернуться?
Замолкаю.
Отец несколько выше меня. Все такой же худой, как на том снимке 19-летней давности. Только появились морщины у рта и глаз, а волосы почему-то начали слишком рано отдавать серебром.
Не все, пока только виски. Такое чувство, будто они переливаются на солнце.
– Вот и всё тогда – подводит черту.
Фыркаю:
– Я лишь хочу сказать, было бы неплохо, если бы ты пошевелился.
– Тише едешь..
– Не доедешь – заканчиваю я – пап, их здесь нет. Поблизости никого нет. Я бы услышал. Пошли уже живей.
И только вновь обернувшись спиной, добавляю мрачно:
– Потому что и воды здесь тоже нет.
К вечеру начинает идти медленнее, потому что устали. Потому что хотим пить.
Но в панику впадать еще очень и очень рано.
Мы ни раз и ни два оказывались в таких ситуациях. А потом находили воды. Или дичь сама выбегала к нам. Или натыкались
Так или иначе выбирались.
Когда идешь – до чего-нибудь, но обязательно в итоге дойдешь.
Возможно, и до Них.
Тоже не страшно. Главное увидеть раньше, чем увидят тебя. И тихо обойти, чтобы не услышали.
Делов-то.
– Слышишь? – наконец, когда самые яркие закатные лучи уже начинают затухать, обращаюсь к отцу.
Мгновение он молчит, так же замерев и прислушиваясь, после чего улыбается:
– Да. Слышу.
– Вода – усмехаюсь – да, черт возьми, вода!
– Река – поправляет он – озеро не издавало бы столько шума.
– Еще лучше.
Тут же ускоряюсь, но он одергивает:
– Не спеши. Когда на пути так мало воды, то возле единственной речки может кто-нибудь и оказаться.
– Твоя бдительность, например – киваю.
Отец дурачливо толкает меня в спину:
– Ну ты и язва, Стенли.
Хохочу, но тут же получаю второй толчок – уже более увесистый:
– А ну тихо. Я серьезно – возле реки может кто-нибудь быть. Давай посмотрим, а потом уже все остальное.
Я перебираюсь, как всегда шагая впереди. Не потому что «меня не жалко», а потому что у меня органы чувств более развиты, чем у папы.
Ему не приходилось с детства уметь различать шаги людей, животных, а так же звуки, которые может создать природа, а которые не смогут появиться без вмешательства человека.
Я все научился делать само собой.
Для безопасности.
Потому если что-то и будет – услышу первым.
Слышу и теперь.
Несмотря на рев реки, я слышу, когда мы еще даже не подходим к краю рощи.
Плеск воды.
Есть плеск воды, вызываемый природой – ветер, течение, или даже что-то упало туда.
А есть плеск воды, создаваемый исключительно человеком. Его движениями там.
И это определенно он.
Не охота признавать, что папа был прав. Каждый такой случай лишь укрепляет его бдительность, а ее уже и так через край.
Однако, мне приходится обернуться и едва заметно кивнуть в ту сторону:
– Кто-то есть.
Отец тут же равняется со мной, прислушивается.
По лицу вижу, что кроме шума течения ничего не слышит. Река все перекрывает.
Для него.
– Точно есть – повторяю.
– Знаю.
Конечно. Я никогда не ошибаюсь и отец верит каждому моему заявлению. Просто всякий раз пытается и сам услышать то, что слышу я.
Кажется, будто он считает, что его слух обусловлен старостью и принимает это на личный счет, пыжась всячески ее обратить.
Дело не в старости (точно не в 36 лет).
А в различности условий, при которых мы росли.