Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая
Шрифт:
— Зря вы так с Полем, — вздохнул я.
— Да ну его твоего Поля. Тут вещи посерьезнее творятся. Надеюсь, Кито объяснит нам, что это все значило! — обратился ко мне Эндрю, наш одногруппник из соседней комнаты с яркими рыжими волосами, собранными в хвост на затылке. — Он ведь для этого нас созывает, да, Алекс?
— Сомневаюсь, — ответил вместо меня Ши, все еще глядя на дым. — Никто нам ничего не расскажет, ребята. Вот увидите. Лучше даже ничего не спрашивайте.
— Ладно, давайте перестанем гадать и начнем шевелиться, — предложил я. — Собирайтесь! Ну же! Джейкоб, собери инструменты. И сапку Поля тоже
— Не буду я ее брать! Он же на нее нассал! — брезгливо поморщился парень.
В этот момент над нашими головами пронеслось еще два конвертоплана — и все снова замолчали, тревожно провожая их взглядом.
16 января 2078 г., понедельник. 279-ый день.
На следующее утро первой парой было правоведение. Поля на уроке не оказалось. Преподавательница не уточняла причину его отсутствия, так как в доступном ей файле данных высветилась отметка, что ученик Торричелли вызван к куратору отряда.
Кое-кто из товарищей все еще посмеялся, вспоминая вчерашний конфуз Поля, но мне смеяться не хотелось. Мне было известно, что Поль всю ночь просидел в туалете, рыдая и не решаясь показаться на глазах товарищам из-за стыда и унижения. На утреннем построении вид у него был совершенно потерянным и Кито распорядился освободить его от уроков. Ничего хорошего все это не сулило. У меня было плохое предчувствие — и оно меня не подвело.
— Таким образом, в теории государства и права принято разделять такие понятия, как… — преподавательница вдруг прервала свою лекцию и замолчала. — Так. Прервемся на секунду. К кому там поступил срочный вызов к куратору — пожалуйста, покиньте аудиторию…
Раньше, чем она произнесла хоть слово, я уже слышал голос Кито у себя в голове.
— Сандерс, Голдстейн, Хон, Парфенов, — тихо, как крадущийся к спящей жертве удав, прошипел японец. — Немедленно пройдите ко мне.
Я встревоженно глянул на Шона, Ши и Сережу. На их лицах было написано аналогичное моему выражение, в котором недоумение перемешивалось с испугом. Даже Хон, на котором и так висело великое множество дисциплинарок, слегка помрачнел и нахмурился. По аудитории прокатилась волна перешептываний — когда кого-то вызывали к куратору посреди урока, это было плохим знаком. Ни от кого не ускользнуло и то, что вызвали именно нашу комнату — всех, кроме отсутствующего Поля. Я поймал на себе множество вопросительных взглядов и мученически закатил глаза к верху.
Совершенно ясно, что причиной вызова может быть лишь вчерашний случай во время парко-хозяйственных работ. А ведь я начал было уже надеяться, что никаких последствий не будет. Когда вчера во время вечерней планерки я по просьбе всего отряда задал Кито вопрос о полицейских конвертопланах, он в ответ лишь буркнул, что администрацию интерната не ставят в известность о полицейских операциях, и эти операции совершенно нас не касаются. Я понадеялся, что на этом тема была исчерпана. Оказывается, я поторопился.
По пути в кабинет куратора я переглянулся с Шоном и он беззвучно прошептал одними губами: «Поль?» Я в ответ пожал плечами. Конечно, это может быть не связано с Полем. И один Бог знает, как многое он наговорил.
Наши шаги гулко отдавались в пустом коридоре — все сейчас были на уроках и стояла тишина. Быстрее, чем мне хотелось бы, мы оказались у кабинета Кито. Я постучал в
— Войдите! — донесся оттуда сварливый голос нашего мучителя.
Мы опасливо зашли. Лысый японец, насупившись, восседал за столом. Жалюзи в кабинете были задернуты. Царил полумрак. Атмосфера здесь была весьма зловещей — безо всяких кактусов и семейных фотокарточек. Кито был не из тех, кто пытается казаться человечным.
Я старался сохранять спокойствие. В конце концов, я провел тут 278 дней без надежды на досрочное освобождение или на связь с внешним миром. У меня не осталось практически ничего, что можно еще отнять, разве что те крохи свободы, которые отличают повседневную жизнь интерната от прозябания в карцере, а также должность старосты отряды и путевка на юношескую олимпиаду по боксу этим летом, но ими я не так уж сильно дорожил.
«Будь что будет», — обречённо подумал я.
Парфенов, зашедший последним, тихо прикрыл за собой дверь. Единственный гостевой стульчик в кабинете, на котором я ожидал увидеть Поля, пустовал. Однако Кито, конечно, не предлагал никому из нас присесть. Такой привычки за ним никогда не водилось.
— Итак, вы пришли? — подняв голову, спросил Кито так, словно у кого-то из нас был выбор. — Что ж, хорошо. Посмотрим, хватит ли у кого-то из вас мужества признаться во всем честно.
По нашим телам невольно пробежали мурашки. Лишь толстокожий Ши даже бровью не повел. Сережа Парфенов судорожно вздохнул. Шон с картинным недоумением глянул на меня, словно спрашивая, знаю ли я, что имеет в виду куратор. Я пожал плечами.
— Играем в молчанку? Или вы думаете, что все это сойдет вам с рук? — спросил Кито притворно мягко, но в глазах отражалось истинное садистское настроение куратора.
— Сэр, мы не совсем представляем, по какому поводу мы вызваны к вам, — решился произнести первые слова я.
Повисла тяжелая тишина. Японец остановил на мне угрюмый, злой и неприязненный взгляд, в котором не было ни сочувствия, ни понимания. Он вообще не проявлял подобных чувств к ученикам.
— Значит, добровольно никто не признает вины. Что ж, я от тебя этого и не ожидал, Сандерс. Ты и вчера был неразговорчив. Как ты там отозвался о ситуации? «Это очень странно и тревожно», — передразнил он меня с ноткой ненависти в голосе. — Да, у тебя, в отличие от твоих подопечных, хватило осторожности сохранять хоть немного политкорректности. Но этого недостаточно, чтобы обелить тебя. Особенно учитывая, что ты — староста отряда.
Я наделся, что из-за рева двигателей нанодинамики, установленные в наших ушных раковинах, не смогут качественно записать тот импульсивный разговор. Видимо, все-таки смогли.
— Сэр, позвольте мне объяснить. Я просто…
— А вот Хон был куда более откровенен, — куратор остановил тяжелый взгляд на Ши. — Свои извращенные фантазии о нанесении воспитателю телесных повреждений и оскорблении действием он озвучивал с искренним чувством. Но больше всего меня поразило, как у него хватило наглости открыто выразить свою ненависть к муниципальным властям и к Содружеству, открыто призывать к участию в массовых нарушениях публичного порядка. Ты хоть представляешь себе, Хон, какое наказание полагается за подобные деяния по муниципальным законам? Речь идет не о выговоре, молодой человек. И даже не о спецгруппе.