Новый мир. Книга 4: Правда
Шрифт:
Трибунал оставался бесстрастен.
— Слово обвиняемого по третьему эпизоду.
— Я не признаю своей вины и по этому эпизоду, — молвил я ровным голосом. — Я был членом тайной группы «Призрак», сформированной из бойцов «Железного Легиона» во главе с упомянутым уже сержантом Легиона с кодовым номером 95, позывной Локи. Кроме группы «Призрак», существовали и другие, точное количество и состав мне не известны. Членов групп отбирали из числа славян и азиатов, со знанием русского или китайского языков. Из соображений секретности все участники операции были уволены задним числом из ЧВК. Однако это увольнение было лишь формальностью. Я получил приказ об участии в этой операции лично от командующего «Железным Легионом» генерала Чхона. Содержание этого приказа было предельно ясно и однозначно. Он приказал нам
— Обвиняемый, вы снова отклоняетесь от темы. Во время процесса вы так и не предоставили никаких доказательств того, что власти Содружества причастны к вашей деятельности.
— Я предоставил полно доказательств! Я назвал конкретные фамилии! Генерал Чхон должен сегодня стоять в этом чертовом аквариуме и отвечать за содеянное!..
— Обвиняемый, в последний раз спрашиваю — у вас есть что еще сказать по сути?
Я тяжело вздохнул.
— Во время событий в Европе я был ограничен в свободе воли из-за воздействия «Валькирии», от которой я к тому времени был сильно химически зависим и тщетно пытался от этой зависимости избавиться. Многие события тех дней отпечатались в моей памяти смазано, расплывчато. Где-то в глубине души я осознавал недопустимость и преступность происходящего. Именно это осознание в конце концов заставило меня воспротивиться тому, что меня заставили делать, и пресечь очередные бессмысленные убийства, которые собирался совершить Локи. Мне до конца жизни будет жаль, что я смог сделать это так поздно. Но я продолжаю настаивать на том, что истинным виновником смертей всех этих людей является Чхон, и те, чьи приказы он исполнял. Кто именно это был — мы не знаем, ведь следствие намеренно завели в глухой угол. Люди, сидящие за столом обвинения, покрывают истинных преступников…!
Председатель трибунала изрек:
— Довольно! Последнее слово обвиняемого принимается трибуналом во внимание. Его содержание соответствуют озвученной им ранее версии. Так как в своем заключительном слове не упомянуто новых фактов, нет необходимости возврата к стадии судебных прений или изучения доказательств. Теперь трибунал удаляется для совещания перед вынесением приговора.
Все пять экранов погасли. Я выдохнул, закусив губу, чтобы подавить дрожь. Сам не заметил, как во время речи успел выйти из состояния хладнокровия. Попробовал встретиться взглядом с Миллер. Но она избегала смотреть на меня. Я заметил, как во время моего последнего слова Миллер несколько раз вытирала руки влажной салфеткой. И мне показалось, что на этот раз дело не только в мизофобии. Неужели совесть заела?!
— Что с расследованием, Миллер?! — выкрикнул я. — Так и не нашли Чхона, а?! Так никого и не арестовали?!
Она сделала вид, что не услышала.
— Впрочем, с чего я вообще называю этот цирк «расследованием»?! — презрительно скривился и фыркнул я. — Весь этот процесс — одна сплошная ложь! И это будет очевидно каждому, кто узнает о его результатах! Вы не обманете общество! Ясно?!
Мои крики остались без реакции. Уже через минуту лица судей вновь появились на экране. Это был верный знак, что приговор был вынесен задолго до начала заседания, а возможно и до процесса вообще. Все присутствующие вновь встали. Я и так стоял. Председательствующий обвел всех долгим взглядом, прежде чем начать свою речь:
— Властью,
Мои легкие сами собой выпустили из себя воздух. Сколько бы я не убеждал себя в том, что процесс — просто театральная постановка, слово «виновен» все равно посеяло в моей душе еще большую пустоту, нежели ранее.
Остаток приговора донесся до меня словно из тумана.
— Трибунал приговаривает его к пожизненному лишению свободы, без права на условно-досрочное освобождение.
Я не ждал ничего другого. Может быть, какие-то призрачные надежды и были в самом начале после моего задержания, но они исчезли после разговора двухмесячной давности, во время которого стало ясно, что никто в СБС не заинтересован в реальном объективном расследовании, что его используют лишь как инструмент в политической борьбе.
Но все-таки после оглашения приговора мое нутро сделалось холодным. «Пожизненно» из уст судьи звучало словно свист топора на плахе, опускающегося к шее. И, как бы я к этому не готовился, это слово не смогло оставить меня равнодушным.
— Полный текст приговора подлежит вручению осужденному в письменном виде. Приговор может быть обжалован в Особую Апелляционную Палату на протяжении 30 дней с даты вручения полного текста приговора.
Слова о праве на апелляцию оставили меня равнодушными. Я успел вдоволь насмотреться на работу трибунала, и не имел сомнений, что такие же точно трибуналы апелляционной и высшей инстанций мало чем отличаются от него.
— Согласно закону, обвинительный приговор особого военно-гражданского трибунала, которым не предусмотрена высшая мера наказания, подлежит немедленному приведению в исполнение независимо от обжалования, — продолжил бесстрастно глаголеть судья. — Осужденный будет немедленно доправлен в место отбывания наказания — колонию максимально строгого режима № 1.
При слове «колония № 1» я едва удержался от того, чтобы вздрогнуть. По лицу Лоусона, который смотрел прямо на меня, промелькнула мрачная усмешка. Миллер, напротив, встрепенулась, и скосила на своего босса несколько ошарашенный взгляд. Но в этот момент мне было все равно, что происходит сейчас у нее в голове. Это было уже не важно.
В памяти всплыли картины из горящего Пожарево: объятые пламенем люди, выбегающие из подожженных зданий; изуверская ухмылка Локи, когда он кладет руки на плечи маленькой девочки; холодные глаза капрала Эллоя, когда он колотил плачущую женщину по имени Гергана головой о стену.
Заслуживал ли я провести остаток своих дней в чистилище на Земле, самой худшей тюрьме из когда-либо построенных, из-за того, что я был причастен к этому кошмару? Может быть, и заслуживал. Но уж точно в меньшей степени, чем Чхон, и те, кто отдавал ему приказ. А расплачиваться за все предстоит лишь мне одному.
«Как вообще можно было быть таким наивным идеалистом, таким ребенком, таким идиотом?» — подумал я с горечью и злостью на себя. — «Тебе тридцать четыре года. Ты прошел огонь, воду и медные трубы. Работал пять лет в полиции. Как же ты с самого начала не понял, что тебя просто сделают козлом отпущения?!»
Перед моими глазами Миллер и ее помощница собирали вещи, готовясь покинуть «зону 71». Уже завтра они будут заниматься каким-нибудь другим делом, а обо мне забудут — я стану всего лишь еще одной циферкой в их отчетности. При мысли об этом я не мог удержаться от злости.
«Ни один из мерзавцев, которые действительно виновны, дела которых ты вскрыл, как гнойник, перед лицом всего мира, не наказан! Они сидят сейчас где-то в тепленьком местечке и ржут над тобой! Так называемое «правосудие», которому ты доверился, просто поиздевалось над тобой и над всеми, кто на него надеялся!» — продолжал беспощадно хлестать меня по щекам внутренний голос. — «Ты — обыкновенный болван, которого отправили умирать в чертово чистилище! А когда ты сдохнешь, а это произойдет скоро, дела против Чхона и остальных — просто спустят на тормозах! Обрадовался, когда узнал, что ублюдка Окифору отстранили с должности?! Повелся на этот дешевый развод для лохов? Да уж, «большая победа»! Танцы, пляски, фанфары! Обыкновенное лицемерие! Он, как и другие, дождется, когда буря утихнет, и доживет остаток своих дней в спокойствии и достатке, и никогда не ответит за то, что сделали!»