Новый мир. Книга 5. Возмездие
Шрифт:
Я слушал его с определенной долей недоумения и долей интереса, поражаясь тому, как иначе реальность может выглядеть в глазах другого человека. Но в какой-то момент я устал от его словоизлияния. Ему явно требовалась помощь психолога, и он готов был очень долго говорить о своих обидах. Но у меня не было ни времени, ни желания выслушивать все это нытье.
— Что за дикую чушь ты несешь, — поразился я. — Я хоть раз за два года в интернате применял свою силу против тебя? Хоть раз злоупотреблял своим физическим превосходством?
— А тебе и не нужно было. Это твое показушное благородство — еще один элемент твоего эго. Типа ты и в этом лучше меня. И в этом круче!
Поль обиженно сопел. Для меня прошла
Я удивленно покачал головой.
— Знаешь, Поль? У меня был друг в детстве. Его звали Боря. Боря Коваль. Он был физически ничуть не сильнее тебя. Стеснительный, неуклюжий. Здоровье ни к черту, лишний вес, все дела. С девчонками общаться не умел, слова при них не мог вымолвить. Над ним в школе много смеялись, пытались издеваться. Дети беспощадны к слабости и изъянам, они любят сильных и ловких. Но знаешь, что? В Боре было столько мужества, выдержки и внутреннего духа, столько неподдельной искренности и доброты, что я никогда не смогу тебе этого передать. Последние годы своей жизни он провел в маленьком селении под названием Наш Замок на пустошах. Он загубил остаток своего слабого здоровья, копаясь в пыли, чтобы устроить там теплицы, где выращивались экологически чистые овощи. Этому его научил его отец, агроном. Он спас тех людей от голода, сделал их жизнь лучше. И они боготворили его. Помнишь Флорентину, эффектную девчонку-медика с рекламного видео на страничке интерната? Кто на нее только не дрочил… Она там работала врачом-волонтером. Целка еще та, явно внимательно слушала уроки мисс Танди. Но в Борю она влюбилась всей душой, по уши. А меня рядом с ним в грош не ставила. И она была права. Боря оказался человеком, которому я — не чета. И никогда не стану. Так что вовсе не сила и не удаль делает человека достойным. Этого меня научили еще предки. А если я когда забывал — жизнь напоминала.
Я сделал паузу и направил на него уничтожающий взгляд.
— Но что касается тебя, Поль — тебе не спроста казалось, что ты во всем говеней меня. Тут дело не в низкой самооценке. Ты и правда говеней. Не только меня, но и других нормальных ребят из интерната, в которых тамошние порядки не убили человечность. Ты трусливый и подлый — вот в чем твоя проблема. А не в том, что ты не можешь пробежать марафон. Ты такой не потому, что таким родился. Это твой сознательный выбор. Ты не хотел меняться. Ты выбрал себе по жизни путь крысы, которая прячется в тени и кусает исподтишка. И жизнь загнала тебя туда, где крысе как раз и место. В нору, в которой ты сидишь и дрожишь своим маленьким сереньким тельцем, ожидая, когда до тебя дотянется лапой голодный кот. Но даже тут, в этой гребаной норе — ты продолжаешь хныкать, ныть и винить других в своей участи. Даже на пороге бесславного конца твоей маленькой крысиной жизни у тебя не возникает желания исповедаться и обрести достоинство.
Я видел, как с каждым следующим моим словом его лицо то бледнеет, то багровеет. И он наконец взорвался, сорвавшись на тонкий визг.
— Меня тошнит от этого пафоса. «Достоинство»! Чего ты добился со своим «достоинством»? Ренегат! Сбежавший зэк! Террорист, вломившийся ко мне в дом! Это перед тобой я должен исповедоваться?!
— Тихо, Полли, не визжи. То, что я не планирую убивать тебя, не помешает мне заткнуть тебе рот. Да и передумать я всегда могу. Раз ты все равно не делаешь мне скидку на то, что я не злоупотреблял своей физической силой в интернате — я могу разок и злоупотребить ею, прищепив тебе пару пальцев дверью. Может, тогда ты почувствуешь разницу?
Поль сразу умолк — явно прочитал в моих глазах, что угроза не пуста. Я решил, что разговоров о нашем далеком прошлом и выяснений отношений на сегодня
— Я хочу знать все о той операции в 89-ом, в Сиднее, во время которой мы с тобой виделись. Организаторы, цели, ход проведения. Все.
— Я ничего не могу рассказать. Я давал подписку. Мне за такое грозит тюрьма.
— Не зли меня, Поль. Давай опустим этот неприятный этап, исход которого мы оба понимаем, и перейдем сразу к делу. Начинай. И помни, что я уже немало знаю из других источников. Так что, если я хоть на секунду усомнюсь, не пытаешься ли ты скормить мне какой-то шлак и дезу — прищемлю тебе для начала палец вон той дверью. А потом и твой крохотный член.
Он нервно облизнул губы. Чтобы придать ему решимости, я схватил его за грудки, как следует потряс, и приблизил свое лицо к его перепуганной мордашке, чтобы он смог как следует рассмотреть каждый шрам и выражение моих глаз.
— Ты думаешь, я шучу? — хмуро спросил я.
Долго уговаривать его не пришлось.
— Я не оперативник, но мне предложили поучаствовать. На разовой основе. Сказали, что я, как твой давний недруг должен сыграть роль «плохого полицейского». Чтобы на моем фоне ты проникся большим доверием к…
— Этот прием я знаю. Я его сразу раскусил. Кто тебе это предложил?
Он нервно облизнул губы.
— Поль, не заставляй меня, — прищурился я, громко хрустнув кулаками и красноречиво глянув в сторону двери туалета.
— Аффенбах! Подполковник Густав Аффенбах! — выпалил он.
— Твой шеф?
— Тогда он не был моим шефом. Но мой шеф дал добро на мой временный перевод.
— Откуда и куда? Подробности! — вновь тряхнул его я.
— Я работал в 3-ем отделе 2-го управления 4-го департамента при 2-ом Главном управлении. Он руководил 1-ым отделом 6-го управления 2-го департамента, также при 2-ом Главном управлении, — скороговоркой пробормотал Поль.
Я поморщился. Было широко известно, что 1-ое Главное управление СБС отвечает за работу с внешними угрозами, то есть главным образом за шпионаж, саботаж и диверсионно-подрывную работу, а 2-ое Главное управление — за работу с внутренними угрозами, такими как вражеская агентура, а также терроризм, экстремизм, сепаратизм, и тому подобное. Однако более подробных данных об их структуре у меня не было.
— Что за гребаные цифры? Как назывались эти отделы и департаменты? Живо!
— В Службе нет названий. Только номера.
— Я слышал другое. Не звезди!
— Все это сказки для журналистов и зевак. В настоящей структуре есть только номера. И их постоянно меняют. Те, кто должен — знают, кто чем занимается. А те, кто не должен — не суют нос не в свое дело…
— Хватит пустых слов. Что знаешь ты?!
— Мой отдел занимался определенными аспектами дешифровки информации. Ничего такого, что тебе бы было интересно. Правда! Ну а 2-ой департамент, насколько я знаю, специализировался на противодействии терроризму. В специфику того отдела, которым руководил Аффенбах, меня не посвящали.
— Я неплохо знаю тебя, Поль — ты не из тех, кто страдает тягой к романтике в стиле Джеймса Бонда. Что же заставило тебя покинуть тепленькое кресло дешифровщика и согласиться влезть в шкуру оперативника? Ты согласился на это, узнав, что выпадет шанс поиздеваться надо мной?
— В Службе не принято отказываться от назначений. Твое мнение значит не так уж много. Кроме того, Аффенбах был, хоть и молодым, но перспективным офицером. Его называли гением оперативного планирования и мастером импровизации. Говорили, что он так умен, что способен играть в шахматы вслепую с десятком партнеров одновременно. Поработать с ним считалось полезным для продвижения по службе. Так что я бы и так, и так отправился на это задание. Но, если тебе так интересно — да, мне хотелось отыграться за прошлое.