Новый мир. Книга 5. Возмездие

Забудский Владимир

Сделав долгую паузу, он продолжил:

— Кое-кто считает это слишком жестоким даже по отношению к самым отъявленным мерзавцам. Не раз и не два «Чистилище» пытались закрыть, взывая к жалости и милосердию, пытаясь навязать теорию о каких-то «правах» заключенных — правах, которые они сами никому не давали, грабя, насилуя, убивая, сея страх и беззаконие. Но они не преуспели. Тюрьма все еще стоит. А знаете, почему?

Последовала долгая пауза, прежде чем он объявил:

— По воле Господа. И з-за его милости.

Обратив в камеру долгий взгляд, мол, видите ли вы здесь парадокс, Экзорцист пояснил:

— Да.

Господь милосерден. И потому он решил дать даже самым заблудшим душам, даже самым отъявленным грешникам шанс очиститься. Вместо того чтобы провести вечность в геенне огненной, куда всем вам прямая дорога после тех мерзостей, что вы совершили, вы можете искупить свои грехи здесь, в геенне огненной на Земле. Господь дал вам шанс на спасение. Священными страданиями, целительной болью, умерщвляя свою бренную плоть, вы можете обрести здесь прощение, отринуть Дьявола, изгнать терзающих вас демонов из ваших душ. Так что я поздравляю вас. Ибо вы обрели бесценный дар, о котором не могли даже мечтать — шанс вырваться из лап Сатаны и вознестись на небеса чистыми от зла и порока, аки младенцы, такими же, как вы и пришли в этот мир по воле Его. Я буду молиться о спасении душ каждого из вас. И я сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам спастись. Я не позволю вам остаться в плену у пороков и у Лукавого. Я сделаю так, чтобы ваши страдания были достаточно велики для очищения. Ибо все мы — дети Его, и он любит нас, и хочет, дабы вознеслись мы в Царство Его.

На этом дисплей погас.

— Ну ты и психопат, Вахид, — пробормотал я себе под нос.

— Как-как ты его назвал? — прошептал Матео, навострив уши.

— Вахид. Так зовут этого вашего «Экзорциста».

— Не-а. Ты че-то напутал. Я слыхал, его зовут как-то по-дебильному. Не то Ишак, не то Иссак….

— Наверное, переименовался, когда его обратили в истинную веру, — догадался я. — Пастор Ричардс и нам в свое время пытался навязать эти свои библейские имена.

— О чем это ты?!

— Я провел 2,5 года в специнтернате «Вознесение». Слыхал о таком?

— Типа какая-то элитная школа для блатных?!

— Да уж, элитнее не бывает. Я бы назвал это скорее тюрьмой для несовершеннолетних.

— В такой и мне доводилось бывать по малолетке, — осклабился латиноамериканец.

— Вахид работал там, когда я мотал там свой срок. Охранником. Его называли Полулицым. Привел его туда его духовный наставник, пастор Ричардс, он там вел богословие. Тоже изрядный псих, он даже сам себя кастрировал чтобы «усмирить страсти», и нас к тому же агитировал. Но его протеже явно превзошел своего учителя.

— Он явно полный шиз. Звездец, — прошептал Матео. — Я в четырех зонах уже побывал. Но такого лютого дерьма, как то, что произнес этот парень, еще не слышал.

— Между прочим, наш с тобой бывший коллега, — горько усмехнулся я.

Едва речь зашла об этом, заключенный тут же ощетинился.

— Я тебе уже сказал, мать твою, чтобы ты не лез, куда не следует! Ты понятия не имеешь кто я такой и откуда, ясно?!

— Не имею. Но был бы не против узнать.

— Да что тебе за дело?! Ты сам откуда такой любопытный взялся?!

— Из «Железного Легиона».

Матео долго и пристально смотрел на меня. Так долго и пристально, что я почувствовал в этом взгляде нечто странное — и уставился

в ответ.

— Когда? Когда ты там был?! — рявкнул он.

Меня обуяло странное предчувствие. «Не может быть!» — подумал я.

— С мая 89-го по январь 93-го. Моим номером был 324, позывным — Сандерс. В конце войны я был капитаном, командовал ротой «Чарли» 6-го батальона.

Некоторое время он пристально смотрел на меня, прежде чем произнести:

— Откуда мне знать, что не звездишь?!

— А зачем мне это?

Долгое время он подозрительно смотрел на меня, злобно покусывая губу.

— Ты тоже легионер? — наконец спросил я в лоб.

Я думал, что он ответит. Но после долгой паузы он все же нехотя пробормотал:

— Номер 498. Позывной Муэрте. Капрал, 2-ой взвод роты «Браво» 2-го батальона. С марта 90-го по май 91-го.

Мы долго сверлили друг друга взглядами, как бы стараясь понять, не врет ли другой. Затем Матео усмехнулся и покачал головой, выражая этим свое удивление.

— Бляха-муха. Жизнь любит дебильные шутки.

Я решил, что лед треснул, и я могу задать еще один вопрос.

— Как ты угодил в Легион? Ты похож на парня из банды, не на военного.

Такой вопрос мог и задеть мужика. Но Матео, кажется, нравилась откровенность.

— А я и есть парень из банды. Из Новой Джакки, — прямо сказал он.

После паузы он добавил:

— Надо было исчезнуть от легавых на хвосте. На мне висела серьезная мокруха. Плюс надеялся на легкие бабки. И думал поразвлечься, стреляя чертовых евразов. Тем более, по телику говорили, что евразы нас всех хотят в зомбаков превратить, а с них станется — так что еще и героем стал бы. Я мужик крепкий и крутой, чемпион по боям без правил в Новой Джакке, ножами жонглирую, как циркач, стреляю как парни из вестернов, и все такое. Так что отбор прошел только так, почти не вспотел.

Вспомнив былое, он покачал головой и не удержался от возгласа:

— Если б я только знал, в какое дерьмо ввязываюсь!

Я понимающе кивнул.

— Как тебе вообще удалось выбраться из Легиона в мае 91-го, посреди войны? Ранение?

— «Выбраться?» Да никак! Коли не звездишь, знаешь сам, что чертов контракт нельзя расторгнуть! И никакое ранение не поможет, разве что все кишки наружу!

На секунду замолкнув и углубившись, кажется, в воспоминания, он продолжил:

— Однажды в Индокитае, после очередной заварушки, стало ясно, что мы склеим ласты не сегодня, так завтра. Тогда я бросил все и свалил на хрен. Вместе с еще парой лихих ребят, месячным запасом стимов, кучей стволов и горой патронов.

— Насколько я знаю, в Легионе не было случаев дезертирства, — усомнился я.

— Ага. Нам тоже так говорили, — презрительно прыснул он.

Я не перебивал его, ожидая, что, судя по задумчивости на лице зэка, скоро последует продолжение. И не ошибся.

— Ох и изрядно же мы повеселились! Многого не помню, все время был под стимами. Но, что помню — было ярко. Но потом нас повязали миротворцы. Не без боя, конечно. Я уложил как минимум одного засранца, пока меня не оглушило взрывом гранаты. Очнулся — уже в кандалах. Дезертирство, мародерство, разные там убийства, грабежи, и прочее, и прочее, — навесили всего по самое «не могу». Пидоры! Как будто сами не делали то же самое!