Новый мир
Шрифт:
— И любил он маму?
— Я подозреваю, что да. Но жил, кажется, со всеми.
— Вера, и какое отношение он имел к Ордену Евы?
Она отложила недоеденный сэндвич:
— Мне тоже это интересно. Одно могу сказать: лучше не вспоминать при нем даже о Библии.
— Вот эти методики, при помощи которых люди забывают какой-то период времени…
— Он придет, спроси. Я тоже с удовольствием послушаю.
Мы успели перекусить, обсудить несколько загадочных смертей в Эдинбурге — две из них, несмотря на сильное сходство с заказным убийством, я тут же отвергла, они были явно посторонние, — политику руководства и даже прикинули, кто из коллег Веры может оказаться предателем.
Я ухитрилась ни разу не намекнуть на факты, о которых поведала Нина. Это мой козырь, мой большой секрет. Опять же, что знают двое, знает и свинья. Не хочешь, чтобы обставили на повороте — молчи о том, насколько мощный
А потом Кер привел мистера Лоренса Хикати, и я потеряла дар речи.
Лоренс Хикати был самым некрасивым и самым низкорослым человеком, какого я только видела в своей жизни.
Он был чуть выше моего плеча, с морщинистым лицом, плешивый, с масляно-карими глазами навыкате, толстыми губами, без шеи, с круглым туловищем паука, большим животом и тоненькими ножками коленками внутрь. Я бы сказала, что он индус, но я никогда не видела плешивых индусов. Я бы сказала, что он семит, но у семитов не бывает такой феноменальной, обратно-яйцевидной формы черепа и такой темной кожи. Эта ошибка природы выглядела старше своей матери и к тому же деликатно подворачивала шестой палец на левой руке. Ну чтоб не шокировать окружающих.
Конечно, я сразу поняла, что он гений.
Он просеменил по комнате, бросив косой раздевающий взгляд на Веру Харрис — и железная Вера аж зарделась, потупила глазки как девочка! — и подошел ко мне.
— Майор Берг? — спросил он очень деловито, и даже масляный блеск его глаз пропал. Он протянул мне правую руку, и я обратила внимание на небольшой шрам: значит, у него обе руки были шестипалые, но на одной он лишний палец удалил. — Капитан медицинской службы Хикати, откомандирован в ваше распоряжение.
Ого. Даже так. Я ответила на рукопожатие, показала ему на свободный стул:
— Прошу вас. Убедитесь в моих полномочиях, — я протянула левую руку.
— В этом нет необходимости. Я получил приказ буквально через пять минут после нашего с вами разговора. Хотя, пожалуй, вам стоит убедиться, что я тот, за кого себя выдаю.
Кажется, он решил, что для меня это испытание — коснуться запястья его левой руки, с раскрытой ладонью и шестью растопыренными пальцами. Я получила на чип пакет, внимательно просмотрела — да, все прекрасно. Действительно, направлен ко мне консультантом в связи с проводимой мною подготовительной работой по встрече иностранной делегации. Приказ подписан министром Колином Ронту.
— Капитан Хикати, мы здесь без чинов.
— Как скажете, мисс Берг. Лишь бы всем было комфортно. — Он посмотрел на Веру Харрис.
— Часть помощников я вправе выбирать сама, — пояснила я, верно истолковав его взгляд, мол, что здесь делает федеральный агент? — Что ж, раз зашла речь о комфорте… Мистер Хикати, почему вы удалили лишний палец только на одной руке?
— Потому что три года назад я прищемил его дверью. И раздробил. Можно было срастить, но я решил, что это повод от него избавиться. Он мне к тому моменту уже порядком надоел, как бородавка на причинном месте. Не хватило смелости отчекрыжить сразу оба, почему-то думалось, что меня как-то изменит нормальное число пальцев на руках, опять же, это хоть неправильная, но моя часть, жалко же просто взять и отрезать ее. А если мне не понравится? Поэтому я ограничился только одним. Мол, если все будет хорошо, то и второй отхвачу. Впоследствии я здорово пожалел о своем малодушии. Потому что мне понравилось без пальца, но совершенно не понравился наркоз. У меня непереносимость на средства для локальной анестезии, а насчет общего я не знал, поэтому мне дали его. Я чуть не помер, — он картинно пофыркал и пожал плечами. — Так и хожу теперь. Я вам честно скажу: каких-то особенных проблем с шестью пальцами нет, но наш мозг заточен все-таки под пять. И что делать с шестым, мозг представляет очень плохо. Я, например, использую лишний мизинец как предмет на случай, если мне потребуется совершить невротическое движение. Встречный вопрос, мисс Берг: вам не страшно ввязываться в этакую переделку?
— Страшно, конечно, — ответила я хладнокровно.
— Это хорошо, — он заулыбался, показывая неровные зубы.
Поразительный человек. Другой бы на его месте уже к двадцати исправил столько недостатков своей внешности, на сколько денег хватит. Как минимум — лишние пальцы, зубы, тон кожи, фигуру. А этого ничего не заботило. И я поняла, что имела в виду Вера, упомянув о его обаянии. Спать с ним я не стала бы, но находиться с Хикати в одной комнате было приятно.
Я бы сказала, тепло.
— Я опасаюсь людей, которые ничего не боятся. Особенно женщин. У мужчин это еще может быть неопытность, а у женщин точно — проблемы с психикой.
— Тем не менее вы несколько лет сотрудничали с Орденом Евы, — я закинула
— Ну это громко сказано, — он не смутился ни капельки. — Я старался вынуть оттуда свою семью. Я понял, что в лоб проблему не решишь, придется искать обходные пути. Честно говоря, не особо преуспел. Но кое-кого я все-таки спас!
— Обходные пути — это брак с мальчиком, притом что вы любили его мать?
— Вы отлично осведомлены, — похвалил он меня. — Я люблю, когда обо мне все знают. Значит, я уже точно никого не шокирую. Понимаете, с моим интеллектом это проблема. Я все время забываю, что другие люди не так умны, но зато болезненно самолюбивы и перегружены всякими стереотипами. Я, кстати, всегда спорил с коллегами на предмет стереотипов. Я вот считаю, что они нужны человеку. Они помогают ему структурировать время и пространство своей жизни. Избавляют его от мучительных раздумий по каждому пустячному поводу. Все, в чем нуждается человек со стереотипной психикой, — это знать, какие у него стереотипы, откуда они взялись, где они полезны. И, конечно, помнить, что у другого человека есть свой набор и его надо уважать.
Я ответила легкой улыбкой и включила чайник на подогрев.
— Я не очень-то болтлив обычно. Просто сейчас я несколько смущен. У меня тоже есть стереотипы. Я ничуть не жалею о своем браке. Малыш Нюр — вы бы его видели. Это одно из самых красивых и гармоничных человеческих существ в мире. Но что ему светило бы в секте? Его бы изуродовали. Он нежный, чуткий, его психика такова, словно он живет без кожи и всякое грубое слово отзывается в нем физической болью. Он совершенно не способен злиться, завидовать, ненавидеть. Он не от мира сего. Да, я женился на нем. Потому что это был единственный способ вытащить его из тюрьмы, в которую превратилась его семья. А его мама… Человек слаб. Это я про себя. Я бы даже сказал, он не слаб, он иногда безволен и склонен думать теми местами, которые для размышлений непригодны. Я не уверен, что любил эту женщину. Иногда мне кажется, это была такая острая и предельно извращенная форма ненависти. И она была взаимной, вот ведь что притягивало. Представьте себе два отрицательно заряженных полюса магнита — и они притягиваются вопреки всем законам физики. Загадка? Тайна? Противоречие? Это пьянящий коктейль. Но потом мне пришлось лечить похмелье от него. Жаль. Она умная женщина. Очень умная. Знаете, я даже мысленно никогда не называл ее по имени. Она великая женщина. Но при этом — самая большая дура, какую я только знал. Когда я понял, что она дура, мне стало скучно. Я забрал из семьи — и, соответственно, секты — Малыша Нюра, двух его сестер и ушел. Нюра с сестрами я отправил в хорошее место, а сам окунулся в работу. Я так соскучился по нормальной работе за эти годы, вы себе не представляете.
Я машинально следила за ним. И внезапно поняла, что он ни капельки не лжет. Его жесты, мимика, даже легкий невроз, проявлявшийся в манере прятать лишний мизинец, — они абсолютно соответствуют и интонациям, и словам. Лоренс Хикати был цельным и прямодушным человеком. Невероятно. При такой внешности и таких мозгах его должно было разрывать на части между жалостью к себе и ненавистью к миру.
— Мистер Хикати, вы, похоже, довольны собой.
Он засмеялся — по-детски открыто.
— Мисс Берг, ну что вы! У меня есть зеркало, и я каждый день вижу в нем то же самое, что вы видите сейчас напротив себя. Конечно, было время, когда я очень огорчался. Иногда я плакал. Любовь моей мамы ко мне казалась патологической, жертвенной — ну как можно любить вот такое? — он обеими руками показал на свой живот. — Но я довольно рано получил надежное свидетельство того, что Господь добр. Красивое тело — это талант, как считали древние греки. У меня его нет. Но есть другие таланты! Когда я понял, как щедро одарен, то перестал сердиться на зеркало. У меня есть особый дар, я не стесняюсь его, напротив, стараюсь поделиться им со всем, что вижу. Я, видите ли, умею любить. Я умею и люблю любить. Я люблю постоянно, каждую секунду, у моей любви может быть множество форм, но нет ограничений — она бездонна и бесконечна, во всем мире нет ничего, что могло бы взять ее полностью. И все живое отлично чувствует во мне этот талант. Моя мама как-то сказала, что в Средние века меня непременно сожгли бы на костре, сочтя колдуном. Я рассмеялся: разумеется, нет! Потому что судьи и палачи ответили бы взаимностью на мою любовь и пальцем бы меня не тронули. Секс? Мне не отказывают, и это не хвастовство. Просто я вижу, какой любви недостает человеку — плотской, духовной или же любви разума. Ищет человек любовника, брата или коллегу. И я могу и хочу дать ему то, о чем он мечтает! Таким даром наделил меня Господь. Так и это не все! В придачу к дару он дал мне хорошие мозги, чтобы я умел правильно распоряжаться своим духовным сокровищем. Думаю, я хорош таким, каким родился. Я живу в мире с собой.