Новый порядок
Шрифт:
— Вот мы и в зале славы… славы одного человека, — резкий грубы глас «Стража Шпиля» разнёсся гулким эхом по опустевшему пространству.
Данте же воочию наблюдает за тем, как поработал Виорельде, одновременно лицезря новую «аллею». Ни одного охранника или стражника внешних комнат, нет ничего и никого, чтобы могло остановить их до врат второго отделения. И в тоже время Валерон испытал бы омерзение от того, что из статуй тут только одно изваяние — Рафаэля. Архиканцлер, преисполнившись ощущения собственной важности и величия, решил всё застроить здесь статуями, посвящённому себе любимому. И как он сказал «дабы народ имперский, находящийся здесь, имел понятие о том, кто власть и кому поклонение нужно давать».
Драгоценными металлами и чудным камнем сделаны эти изваяния, только стоят они на месте героев, тех людей, чьими усилиями и кровью строился Рейх. И новый правитель посмел так поступить? Он, в самолюбии, гордыни и спеси низверг тех, кто стоит за Империй, только бы народ славил его любимого? Для Данте эти мысли уже не имеют значения, ибо он вознамерился принести ему кару совершенно за другое дело, за то, что однажды в далёком прошлом был отдан приказ, из-за которого вся жизнь парня была изменена.
— Ваши люди хорошо поработали, — магистр развеял тишину, прерываемую звонким стуком металлических сапог «Стражей». — Нет ни одного охранника, камеры не работают.
— Иронично, что те, кто обязан охранять покой Архиканцлера, поднялись против него? — сквозь шипение решётки донеслась усмешка. — Это как нужно довести своих верных слуг, чтобы и они подняли мятеж?
— Но восстаём мы не против всего Рейха, но против одного человека, погрязшего в мракобесии и безумии.
— Безумии? Вам ли говорить — от мести до сумасшествия всего пара шагов.
— Откуда такие мысли?
— Предположил, добрый господин. Вы могли бы играть в свои подковёрные интриги, как и делали раньше, могли бы также влиять на Рафаэля с помощью своих действий в Империи, периодически ему напоминая, на что способен ваш Орден. Но нет, вы решили лично нанести ему визит, без просьбы аудиенции.
Они прошли ещё несколько метров, пока не прошли за своды врат третей секции, последней на пути к цели. Здесь же темнее, чем в остальных, ибо её стены облицованы тёмно-алыми плитами, окон тут нет, освещает всё тусклый тёплый свет, исходящий от жаровен. Огромные чаши расставлены по углам, от них исходит треск, жар и свет, придавая подобие мистичному не без этого странному месту.
— Что это за комната? — спросил один из воинов. — Раньше тут её не было.
— Тут располагалась молельная комната императоров и их подчинённых, — Данте указал под потолок, где виднеются мазки и попытки закрасить лики и изображения многих святых из прошлого.
— Богохульство, — разозлился воин. — Надругательство над святыней.
— Наш Архиканцленр думал тут принимать либералов и коммунистов. Либералам бы он говорил, что отказался от одной веры и во имя этого тут хочет устроить жертвенник.
— А коммунистам, что собирается отказаться от веры вообще, — завершил мысль Данте. — Что ж, не слишком дальновидно. Церковь подняла бы возмущения, а вместе с ней и народ.
— За этим мы и здесь, магистр, — «прорычал» воин в блестящем доспехе. — Что бы «изъять» элемент раскола.
— Ладно, приготовимся. Впереди нас ждут трудности, — Данте ускорил шаг, всё ближе подходя к большим вратам, сияющим серебряной отделкой и лишённой створок — это один большой монолит.
— Именем Архиканцлера стойте! — в один голос приказали двое воинов в синей форме, укреплённой бронежилетами, щитками и пластинами металла. — Никто без его ведома не может потревожить священный покой.
Данте понимает, что с ними договорится не получится, что эти люди — фанатики своего долга и они единственные, кого не удастся подкупить или убедить на пути к цели. Они, набранные совсем недавно из военных и стражей порядка, воспитанные в лучших училищах, прошедшие психо-обработку, и взращённые только для одного — охранять покой своего повелителя. Поэтому Валерон даже не предпринимает попытки говорить, вместо этого только отдавая приказ:
— Не смертельно.
Энерго-карабины в один момент ударили по ногами и рукам солдат, заставив их выронить ружья и упасть на ступени. Спустя пару секунд солдаты магистра выключили их работой прикладов.
— Со всеми ты так не справишься, — пробурчал «Страж». — Их там сотня, или больше, — могучий воин перехватил алебарду в боевое положение, щёлкнул по кнопкам и её лезвие окуталось сетью всполохов электричества и узорами тока.
— Я знаю, — кивнул магистр и зажимая в руке устройство, приблизился к панели управления вратами; он аккуратно сбил крышку и обнажил схемы и кучи проводков, а затем следуя инструкции аккуратно подсоеденил «ключ» к нужным элементам механизма и со всей силы нажав на светло-синий треугольник.
Механизмы подчинились — информационная защита пала и большой кусок металла стал подниматься, приоткрывая завесу неизвестности, за которой прячется и большое удивление для всех участников компании. Там, в большой просторной зале, чьи стены и пол выложены белой плиткой, покой императора стерегут совершенно не верные сыны Рейха. Данте заприметил мерзкие узоры лиловой и тёмно-багровой формы наёмников, а также бездушно-серые, лишённые знаков отличия, шинели солдат другой страны.
— Что за мерзкое предательство!? — взревел «Страж». — Почему эти неверные, отвергающие праведный свет власти Империи находятся в самом сердце нашей родины?
Данте бы тоже мог удивиться, если бы не многолетний приём транквилизаторов, сделавший из него лёд, в котором покоится древний ужас. Магистр осмотрел ряды солдат, сквозь которые прошёл один из солдат, облачённый в пальто расцветки хаки. Он, потерев светлый волос, громогласно изрек:
— Мы здесь участвуем в переговорах по территориальным спорам. Ваш Архиканцлер нас пригласил быть участниками. Вы не смеете мешать великому процессу установлению свободы и переходу целых народов под иго либерализма.