Новый порядок
Шрифт:
— Что, уже и террорист?
— Ну, это образно, конечно… У вас все?
— Пожалуй, — улыбнулся Сергей.
— Вот и замечательно, — расплылся в улыбке Сорокин. — Всего вам доброго…
Он подхватил рупор и заорал, что было мочи;
— Куда заносишь?! Заносишь куда?! Нежнее!!!
Уходя, Иванов столкнулся с его ассистенткой. У Ани были красные опухшие глаза.
— Простите. — Иванов поймал ее за локоть. — Как нам найти выход?
Девушка ткнула рукой куда-то в конец коридора и, вывернувшись, убежала.
— Запомни, пожалуйста, — обратился Сергей к Артему. — Ее надо найти и допросить.
— Допросить? — удивился Артем.
— В смысле, поговорить…
Глава 33
Из
«Сравнивая, как живут люди в Америке и в России, я не перестаю поражаться тому, насколько в разных условиях может существовать биологический вид. Теплое, сытое, блаженное, здоровое и радостное процветание Америки и, напротив, холодная, голодная, мрачная, больная, грязная и вечно пьяная помойка, в которую превратила Россию Москва, Создается впечатление, что в Америке и в России живут все же два разных вида».
— Что скажешь? — спросил Иванов у Артема, когда они выбрались на улицу. Над Москвой все затянулось синими, тяжелыми тучами. Где-то далеко тяжело погромыхивало, будто собираясь с силами, небесное воинство.
— Дождик будет, — озабоченно сказал Артем, вздыхая. — А я куртку не взял.
Сергей молчал.
— Врет он, — не дождавшись реакции начальства, ответил аналитик. — Врет не со зла, а потому что не знает ничего. Сказать же это прямо не может. Имидж не позволяет. Журналистское расследование должно на восемьдесят процентов состоять из таких вот недосказанностей, выдумок, мнимых следствий и надуманных последствий. Знаешь, берется один факт и на его базе накручивается ком такой сахарной ваты. То есть воздуха, густо перемешанного с застывшим сиропом. Убери воздух, и конечного продукта останется фиг да ни фига.
— Но факт у него есть.
— Есть. Прокурор влетел на развратных действиях в отношении несовершеннолетней. Сама условная жертва та еще сука, сдала этого сексуального монстра со всеми потрохами. Собственно, все.
— А журналисты?
— Что журналисты?
— Ну, те, которые со следами насилия на лице. Угрозы. Давление.
— Ерунда, — отмахнулся Артем. — Если мы эту Аню сумеем прижать, то она нам гарантированно объяснит, что оператор просто упал с велосипеда, когда ехал в ларек за добавочным пивом. А угрозы и давление… Абсолютно недоказуемая вещь. Запись телефонного разговора? Я с помощью студии звукозаписи и ловкача-юмориста сфабрикую любой голос. Шумов добавлю, и готово. Записки? Где они? Пропали? Как говорил Шерлок Холмс, бездоказательно, дорогой профессор, бездоказательно.
— Но скандал будет шикарный…
— Даже не сомневайся, причем генеральный прокурор вылетит из кресла ко всем чертям. Влегкую. Но этот Сорокин нам гнал тюльку. Только в самом начале у него в глазах…
— Так-так…
— Тоже заметил? — Артем снова посмотрел в небо, куда упиралась шпилем Останкинская башня. — Может, пойдем? А то я, когда вымокну, сильно насморком маюсь. Оно мне не надо.
— Пошли.
Они двинулись к ближайшему метро. Брать служебную машину, когда не было ярко выраженной экстренной необходимости, в управлении считалось дурным тоном. ОЗГИ обрастала своими обычаями, неписаными правилами и легендами.
— Так вот, — продолжил Артем. — У этого припанкованного…
— По-моему, чистой воды панк. Честный такой.
— Бога ради, я в этом движении ни ухом ни рылом. — Артем пожал плечами. — Если ты можешь отличить чуть-чуть припанкованного интеллигента от чистого панка, то, может быть, поделишься методом?
— Все просто, хотя этот вопрос очень далек от нашей работы. — Сергей улыбнулся. — Настоящий панк
— Ого… — только и произнес Артем.
— Внушает? — Сергей посмотрел на аналитика сверху вниз.
— Еще бы… Ты где таких слов набрался?
— Вообще-то… — Сергей ступил на эскалатор. Стальная лента быстро понесла их вниз. — Вообще-то это не мои слова. Просто запомнил. В одном журнале была напечатана огромная статеища на эту тему. По типу, что такое панк и как его готовить, чтобы не отравиться. Так что наш Сорокин — это чистой воды панк. Без идей, устоев и сколь-либо сносной морали. В семнадцатом году такие были обычно анархистами.
— Круто, — решительно подвел итог Артем.
— Так что там насчет его глаз? — Иванов вернул разговор в рабочее русло.
— Было там какое-то особое выражение. Не страх, точно. Ему бояться нечего. Все места прикрыты, иначе программа в эфир бы не пошла. В то, что вернется тоталитарный режим, ни один журналист не верит, хоть и кричит об ужасах грядущего государственного террора на каждом углу. За что проплачено, как говорится. Так что силовых органов Павлу Адольфовичу бояться нечего. У меня даже создалось ощущение, что там было что-то вроде торжества.
— Чего-чего?
— Торжества. — Они сошли с эскалатора и направились к платформе. — Тут может быть несколько вариантов. Явный и в первую очередь напрашивающийся только один. Он рад, что пришли мы. Власть. Заметили. Стало быть, зацепил, укусил заметно. Признание его силы.
— Звучит примитивно.
— Согласен. — Артем пригладил волосы, растрепанные потоком воздуха из туннеля.
Подошел поезд. В вагонах было на удивление пусто для этого времени суток. Артем и Сергей сели подальше от других людей и продолжили разговор.
— Примитивно, — кивнул Артем. — Но пока, в качестве явных мотивов, можно только этот привести. Все остальное выглядит конспирологически. Но торжество было. Куда мы едем, кстати? В управление?
Сергей задумался:
— Нет, пожалуй, в управление еще рано. Времени не так много, а господин Сорокин нам ничего не сказал.
— К прокурору?
— А к нему-то чего? К нему можно под конец прийти. Он свое соло на трубе уже сыграл. Да и лучше будет заявляться к такому серьезному человеку подготовленными. Вот так. Какой у нас есть выбор?