Новый порядок
Шрифт:
Иванов засмеялся:
— Как он так влетел? Это ж надо было постараться, чтобы так попасть. Красиво! А кто снимал?
— Это далеко не самое важное в этой истории, — сообщил Антон Михайлович. — Хотя, конечно, тоже небезынтересно. Вот еще посмотри. Что тебя царапает?
Лукин пустил пленку дальше.
Одевающийся прокурор. Вернувшаяся из ванной девица.
Что-то все-таки было в ее фигуре, в лице…
— Блин! Она… — Иванов присмотрелся. — Она же несовершеннолетняя!
— Именно! — Лукин бухнул пульт управления видиком об стол. От удара видеомагнитофон включился, прокурор на экране потрепал девушку по щеке, ущипнул за попку, поправил галстук. Его партнерша, уже не обращая на него внимания, начала одеваться. Трусики, чулочки, клетчатая юбочка. В одежде она еще больше напоминала школьницу. — Именно что несовершеннолетняя.
— Бред. Это же проститутка! Сразу видно. Так не трахаются… — Тут Сергея осенило. — Стоп! А кто она такая, уже известно?
— Известно. Вот тут дело. — Лукин толкнул толстую папку в сторону Иванова. — Все написано. Мне это скинули сверху. Я отдаю тебе. Разберись, что тут не так.
— А откуда пленка? И вообще, кто разрабатывал прокурора?
— В том-то и дело. — Антон Михайлович вытащил еще одну папку. — Мы разрабатывали. Группа Яловегина им занималась. Все признаки подкупа на лицо. Счета за рубежом. Собственность на третьих лиц. Все признаки. Причем глупо, напрямую, не скрываясь. Ерунда какая-то. И нет преступного состава.
— То есть как?
— Да так. Состава нет. Подкуп есть, а за что? Прокурор под колпаком, и плотно. Все его действия проверяются, и неоднократно. Нет ничего преступного. И тогда либо подкуп, авансом, либо мы чего-то не уловили.
— А кто дает взятку?
— Хороший вопрос. — Лукин поднял палец вверх. — Очень, я бы сказал, правильный вопрос. И это еще одна странность. Сам факт подкупа почти не маскируется. Но откуда? Все эти денежные переводы, все сделки купли-продажи, все зашифровано настолько…
— Я не представляю, как это можно сделать.
— Думаешь, я представляю? Деньги словно бы из ниоткуда взялись! И за что?!
— Так давайте напустим на него налоговую.
— Всему свое время. Будет и налоговая, но отпускать такую толстозадую рыбу не хочется просто так.
— А почему дело передают мне? — Иванов посмотрел на новую папку с размашистой подписью Яловегина.
— Олег будет заниматься другой темой. Он сам попросил, чтобы генерального передали кому-то. Они там в тупик зашли.
Сергей вспомнил Олега Яловегина, парня цепкого, честного и въедливого. Такой способен найти выход из любого тупика. Что-то не вязалось в логике руководства.
— А девушка? — поинтересовался Иванов.
— А девушка — это еще один момент, Ее брат вляпался, когда в мэра Москвы торты пулял.
Сергей припомнил недавний скандал. Когда на открытии самой большой в Евразии синагоги, на которой присутствовал московский градоначальник, объявились какие-то хулиганы, забросавшие весь торжественный «президиум» пирожками с некошерной свининой. Мишенями были ребята в ермолках, но и мэру выпала своя «доля счастья». Какой-то орел запулил в него тортом. В рамках борьбы с глобализацией.
— Ну и что?
— А то, что парню светит много. В том числе за разжигание межнациональной розни и антисемитские высказывания.
— Он что, еще и разговаривал?
— А как же. Ты просто не весь репортаж смотрел. Парнишка тортом нокаутировал главу и дорвался до микрофона.
— Вот торт я видел, — кивнул Сергей. — А про микрофон…
— Еще бы! — Лукин усмехнулся. — Если бы его речь пускать в эфире, то кроме слова «евреи» все остальное пришлось бы закрывать пищалкой. Очень богатый слог, но абсолютно нецензурный. Поэтому в эфир пошли только торты и свинина. А дальше адвокаты раздули скандал. И исполнителю главной роли грозит теперь довольно много. К тому же мэр сильно обиделся.
— А девушка?
— Его сестра! Понимаешь? Несовершеннолетняя дура. Видимо. Порнозвезда, елки-метелки. Теперь наш герой-любовник должен пареньку срок скостить.
— А как она так высоко забралась?
— Вопрос на все сто. — Лукин поаплодировал Сергею. — Никто не знает. И вообще, откуда у наших телевизионщиков такая пленка, тоже никто не знает. Тайна журналистского расследования.
— Чего? У телевизионщиков?
— У них, родимых.
— Так это, — Сергей ткнул в сторону экрана, — от них пришло?!
— Да. Только, сам понимаешь, это полная версия, что называется, все, что не вырезано моральной цензурой. Кстати, в Интернете уже лежит.
— А там-то откуда?
— Официально «украдено хакерами с сервера нашей телекомпании». И еще много траляля про пиратство в России. Хотя, как ты сам понимаешь, эту порнуху сами репортеры туда и выложили. В частном, так сказать, порядке. Ты, я смотрю, действительно телевизор не смотришь.
— Не смотрю.
— Что, даже «Журналистское расследование с Павлом Сорокиным» не смотришь?
— Когда б мне смотреть? — удивился Иванов. — Я только-только из Пскова. Там такое делается, что уши волосами обрастают и потом дыбом становятся,
— Это понятно… — вздохнул Лукин и вытащил из-под стола пачку кассет. — Вот, посмотришь. Это записи передач.
— Все это?!
— Все, — передразнил его Антон Михайлович, — Если бы все… Это только существенное. Скандалы вроде «Директор молокозавода подмешивал сперму в детское питание, или Что едят московские дети» я не стал сюда выкладывать.
— Чего подмешивает? — напрягся Иванов.
— Что может, то и подмешивает. — Лукин посмотрел на застывшее лицо Сергея и махнул рукой. — Да лажа это! Лажа, не вставай в стойку. И директор ни при чем и дети наши нормально кушают. Утка типовая, стандартная. Но есть кое-что, и это тебе знать надо. Так что посмотри.
— А сюжет с прокурором тоже его рук дело?
— Его. И интервью с «потерпевшей» тоже. И как ее прокурор склонял. Как она страдала, а он вынуждал. И вообще за брата она «готова на все, но это было настолько ужасно, настолько ужасно…» — Антон Михайлович помахал ладонью перед лицом, словно отгоняя вонь. — Откуда взялась пленка? Почему он знает, а мы нет? Почему, наконец, это говно идет в эфир? Кому это надо? И какого хрена он рушит нам дело? Мне интересно. Понимаешь?