Новый порядок
Шрифт:
Косте никто бинокля не дал, поэтому он только вытягивал шею и подслеповато щурился.
— Ну, что там? Что там? Кто? — нетерпеливо спрашивал он Лукина. — Кого они выставят?
— Куда выставят? — поинтересовался Антон Михайлович.
— Ну, в лидеры… Это же политическая акция. Тут или бесплатная реклама, или проход в дамки. Почти беспроигрышная комбинация.
— Почти? — Лукин удивился. — А какие есть варианты проигрыша?
— Ну, — Костя пожал плечами, — вот если наш снайпер с той башни ухитрится влепить пулю этому… знамени новой эпохи…
— Понятно, —
И протянул бинокль Орлову.
Костя с непривычки долго не мог настроить резкость. Ему помог кто-то из офицеров.
— Ну как? — спросил Лукин.
— Так это ж… — Костя присмотрелся внимательней. — Это ж Магомаева!
В бинокль было видно, как Арина Алтухеевна толкает какую-то пламенную речугу, но слов не было слышно за унылым бормотанием мегафона.
— Пропагандист доживает последние минуты, — сказал Антон Михайлович.
И действительно. Несколько бравых молодчиков и один милиционер, Костя даже рассмотрел одну звездочку на его погонах, подскочили к говорильнику. Через некоторое время машина замолчала. Из нее вышли двое в форме и смешались с толпой. Сам автомобиль шустро подкатили к «Уралу», вытащили витой провод, внатяжку, с трудом протянули Магомаевой. Та прокашлялась, стукнула пальчиком в коробочку.
— Ну, сейчас начнется… — под нос себе пробормотал Костя.
— Главное, чтобы на этом и закончилось, — в тон ему ответил Лукин.
До вершины моста долетали только обрывки фраз:
— …произвол. Не допустим… …свободный народ… …наша история знает… …сколько… И снова: — …произвол…
Казалось, митинг из ЧП переходит в разряд просто сложных случаев, требующих дополнительного расследования. Но тут через толпу снова двинулся автомобиль. Опять приветственные крики, аплодисменты. Магомаева, с трудом удерживающая равновесие на кабине, оживилась.
— Не понял, — тяжело сказал Лукин. — Дайте-ка бинокль…
— Погодите, — выдохнул Костя. Он знал и эту машину, и того, кто сидел внутри. — Погодите… Сейчас.
Антон Михайлович удивленно крякнул.
— Ну все, — наконец сказал Орлов. — Снаряжайте, хлопцы, коней… То есть заряжайте ружья.
— Что такое? — сморщился Лукин, принимая бинокль из рук Константина. Присмотрелся. — Твою мать!
На крышу «Урала» вместе с лидером СПП вылез не кто иной, как Главный Коммунист страны, Зубаров. Со стороны Раушской набережной двигалась большая колонна людей. Шли организованно. Под красными знаменами. Впереди размашисто шагал, размахивая руками, горластый человечек.
— Он же ее как-то раз прошмандовкой обозвал. — У Лукина вытянулось лицо. — А теперь что?
— А теперь руку жмет, — прокомментировал Орлов. — Жмет руку?
— Жмет, — подтвердил Антон Михайлович.
Сказать, что кто-то видел момент, когда толпа двинулась на заграждение, было нельзя. Казалось, вот они все еще горланят свои призывы и лозунги, размахивают флагами и транспарантами, братаются с ненавидимыми ранее ментами. Ненавидимыми за поборы, за взятки и власть, а теперь возлюбленными за возможность уходить от наказания через все те же взятки… Вот они кричат, подбрасывают в воздух не то шапки, не то лифчики. И вдруг, раз, они уже на мосту. Идут на заграждение, на строй из щитов. Впереди все те же милиционеры, ребята крепкие, с точно такими же щитами и дубинками. Позади — те, что пришли вместе с горластым человечком под красными флагами. Здоровые, злые, с палками, ремнями и арматуринами.
Толпа все еще кричит. Тяжело ворочается «Урал», выбрасывая клубы черного дыма. То ли собирается ехать на мост, вместе с первой волной, то ли намеревается убраться от греха подальше, вместе с лидерами. Толпа кричит. Призывы. Лозунги. Слоганы. А первая волна тех, кто для себя все решил, уже приближается к черной стене щитов. Заработал громкоговоритель. «Ваши действия незаконны. Предлагаем разойтись. В случае неповиновения к вам будет применена сила. Ваши действия…» И все стало будто бы хрустальным. Зазвенело. Вздрогнуло. Костя ощутил себя словно в стакане. Как тогда, в девяносто первом, когда в Москве было нечего жрать, а автомат Калашникова стоил дешевле, чем сейчас бутылка водки. И стреляли, стреляли…
«Ваши действия незаконны…»
В шеренгу ОЗГИ полетели камни, бутылки, куски арматуры.
«Предлагаем разойтись…»
Людская масса забурлила, вскипела! Многоголосое «Ааах…» разнеслось над рекой, и первые, самые отчаянные, кинулись вперед. Свергать тирана.
Когда толпа с оглушающим треском ударилась в черную колонну, Константин понял, что история снова закусила удила и вот-вот полетят клочья кровавой пены!
Заработали водометы. Застучали дубинки. Закричали искалеченные. Задавленные. Оглушенные.
К задним рядам фаланги ОЗГИ подбежали стрелки. Орлов увидел в их руках короткие с крупными стволами ружья непонятной конструкции. Что-то совсем новое. Стрелки поднялись на железобетонные блоки, за какую-то долю секунды прицелились. Оглушительно грохнуло!!!
Стрелки прыгнули вниз, откинули затвор. Упали на асфальт большие картонные гильзы, сильно похожие на охотничьи.
«Резиновые пули», — догадался Когтя.
Стрелки снова поднялись над толпой. Опять грохнуло!
Над головами поплыл голубоватый пороховой дым. Несколько человек отошли назад, заменили боекомплект, прицелились куда-то в небо. Глухо бумкнуло. Три дымные дуги ушли вверх, чтобы упасть где-то в центре бушующей толпы.
«Теперь газ», — снова подумал Костя, затыкая уши руками.
А потом случилось то, чего он боялся больше всего.
Этот грохот нельзя было спутать ни с чем другим. Человек, переживший гражданскую войну девяносто первого, никогда не забудет, как звучит АК. Совсем короткий, тот, который можно легко спрятать под одеждой, под плащом, где угодно.
И тогда толпа закричала по-настоящему. Первые ряды кинулись врассыпную.
— Кто стрелял?! — заорал Лукин, срываясь со своего места. Его хватали за руки, пытаясь удержать. — Кто стрелял?!