Новый порядок
Шрифт:
— Слава нашему Повелителю! — гаркнул кто-то. Нармер даже знал, кто — такие люди специально содержатся Себхаком, прозванным за глаза «ночной гиеной», чтобы иметь глаза и уши среди народа. А когда надо, и такой вот нужный голос. А то и острый медный стилет-шило, чтобы заткнуть голос ненужный.
— Слава! Слава!
Но Нармер уже не слушал. Посреди всенародного ликования он шёл, нервно и быстро, так что охрана едва успевала расчищать путь.
Начальник пристани, лично распоряжавшийся погрузкой живого товара, встретил Нармера низким поклоном.
— Славься, о Повелитель!
— Я тебе что
— Но…ночью… — заикаясь, залепетал начальник пристани — Но, мой повелитель…
— А кто тебя надоумил грузить их днём? Посреди всего народа? А?
— Но… мой повелитель… смилуйся… — теперь лицо начальника было белым, как мукой обсыпанное.
— После поговорим! — оборвал его Нармер.
Сидха шла по рыночной площади, и люди оборачивались ей вслед. Разглаживались нахмуренные лбы, непроизвольно раздвигались в улыбке губы прожжённых торговцев, и даже крикливые домохозяйки, отчаянно торгующиеся за рыбину или кусок мяса, примолкали на время. Сидха шла своей вьющейся, будто летящей походкой, и на лице её блуждала тайная, словно светящаяся изнутри улыбка. Сегодня она была рада всему миру — хмурым торговцам, снующим под ногами стайкам бродячих собак и кошек, крикливым домохозяйкам. Она не замечала ни вони рыбных рядов, ни туч мух, с гулом роившихся над торговыми рядами, ни грязи под ногами. Она счастливая, и всё!
Сзади пыхтел Ако, младший брат Тутепха. Две тяжёлые корзинки оттягивали ему руки. Из одной торчал хвост здоровенной рыбины, прикрытой куском холста от мух, во второй было мясо, самое свежее мясо, купленное у мясника — быка едва разделали — горшок светлого оливкового масла первого отжима и всякие-разные мелочи, нужные в хозяйстве и купленные по дороге. Мухи, пользуясь беззащитностью мальчика, нагло садились куда придётся — Ако только мотал головой, как осёл, только что ушами не тряс. Но мальчик терпел. Потому что пойти на рынок его попросила сама Сидха, а это вам не так просто!
— Устал, Ако? — улыбнулась молодая женщина, рукой сгоняя мух с лица мальчика и вытирая ему пот со лба.
— Кто, я? — Ако возмущённо встряхнулся, всем своим видом давая понять: вопрос глупый, и он, Ако, в состоянии нести вот эти несчастные корзинки хоть до Синая — Просто жарко!
— Ну потерпи — мягко засмеялась Сидха — Зато сегодня вы опять будете есть лепёшки с оливками и рыбой. И жареную говядину!
Мальчик облизнулся.
— А завтра мы пойдём на рынок? А то я хочу лепёшек с финиками и мёдом.
— Ах ты маленький вымогатель! — рассмеялась Сидха — Ладно, Ако. Будут тебе такие лепёшки. И вообще, привыкай. Мы теперь будем ходить на рынок вместе.
— Я готов! — Ако выпятил грудь — Надо было раньше сказать!
— Раньше я и сама обходилась — глаза Сидхи весело блестели.
— А сейчас? — озадачился мальчик.
— А сейчас мне не следует таскать тяжести, Ако.
— А? — Ако уставился на живот молодой женщины, и расплылся в улыбке — Ага!
— Ну ты же у меня понятливый! — женщина засмеялась, взлохматив рукой волосы мальчика.
— А брат знает?
— Нет, Ако — Сидха наклонилась к нему, таинственно понизив голос — Это страшная тайна. И знают её пока только двое — ты и я. Ты же не выдашь меня, малыш?
— Да ни за что! — Ако тоже напустил на себя таинственность — Клянусь тебе, Тутепх ничего не узнает. До самого возвращения…
И они оба разом расхохотались. Сидха смеялась так звонко и заразительно, что старый толстый торговец рыбой невольно начал подгыгыкивать ей, и не заметил, как наглый рыночный котяра, шмыгнув под рукой, стянул с прилавка немалых размеров рыбину.
— Ах ты, отрыжка Себека! — выругался торговец, но кота уже и след простыл. Кто не успел, как известно, тот непременно опоздал.
Лодки скользили по глади Хапи, с лёгким журчанием рассекая мутную воду, раскинувшуюся насколько хватало глаз — так широко, что берега, покрытые густым лесом, сливались в тёмные полосы, каймой отделявшие небо от воды. Небо и вода — вот и всё, что оставалось в мире. Твёрдая земля? Да бросьте! Нет никакой твёрдой земли, и не было никогда. Всегда было только вот это — бескрайняя гладь мутных вод великого Хапи…
Торговый агент Нуби сидел в передней лодке, самой большой — дерево, из которого её изваяли, было не меньше чем в три охвата. Гребцы равномерно и слаженно вспарывали воду короткими вёслами, солдаты сидели по двое в каждой лодке, поглядывая на «груз». Девушки, укутанные от палящих лучей в полотняные накидки, вполголоса переговаривались, кто-то даже прыснул смехом. Эх, молодость… Всё нипочём. И ещё хорошо, что это девки с верхних земель. Они уже приучены к порядку. С детства каждая знает, что её отдадут тому, кто заплатит выкуп отцу. При чём тут любовь? Нуби усмехнулся. Если бы вместо этих овец здесь были пленные дикарки с Земли Папируса, их пришлось бы вязать по рукам и ногам. И следить, чтобы какая-нибудь совсем отчаянная не сиганула в воду…
Нуби сидел на носу ладьи, помешивая рукой в набегавшей воде, и размышлял о жизни. Вот уже три года, как Повелитель назначил его своим торговым агентом. Кем был Нуби раньше? Мелким торговцем, промышлявшим всякой ерундой. Горшки, скупленные у деревенских, шкуры павших антилоп, ослов и быков… тьфу! Он порой едва сводил концы с концами. И не раз приходилось Нуби ложиться спать натощак, на ворохе грязного камыша, где-нибудь в загоне для овец. С ним обращались небрежно, едва ли не как с докучным попрошайкой, нудно клянчащим о милости — купить хоть что-то из убогого товара. Дважды Нуби нарывался на разбойников, отнимавших у него всё до последнего медного кольца. Но Нуби не отчаивался. Он знал, знал, что боги оценят его ловкость и ум, его неутомимость и способность встать после любого удара судьбы. Так и случилось — ему выпало великое счастье выполнить один заказ Повелителя — да славится его имя в веках! — и мудрый Повелитель разглядел в нём того человека, который был ему нужен. И недаром Нуби получил своё имя [10] . Он может превращать в золото всё, что угодно, до козьего навоза включительно.
10
Нуби — золотой по-древнеегипетски. Прим. авт.