Новый поворот
Шрифт:
Прежде чем окончательно поставить точку в технологии синтеза хэдейкина, я прокрутил в голове и в компьютере десятки различных вариантов воздействия и распространения нового препарата. Вспомнилась давняя, чуть ли не в школьные годы посетившая меня завиральная идея: хеморегулирование этнических признаков на стадии внутриутробного развития. То есть, говоря по-простому, дать возможность родителям выбирать национальность своего ребенка по вкусу. Идея, прямо скажем, годилась разве что для фантастического романа. Ведь этнические признаки — это все-таки не пол (хромосомой больше — хромосомой
И кстати, компьютер на непристойный вопрос, каких же национальностей после этакой революции станет на Земле больше, а каких меньше, подумал подумал да и ответил: никаких. В процентном отношении все останется как было, об ассимиляции и говорить не придется, а вот этническая рознь обострится, что неизбежно приведет к страшным побоищам, голоду, мору и семи казням египетским.
Просчитал я и второй завиральный вариант — полное этническое выравнивание всех вновь рождающихся, создание расы космополитов, граждан Вселенной. Неизбежный, как минимум, тридцатилетний конфликт между поколениями привел бы к еще более катастрофическим последствиям.
И вот в конечном итоге я остановился на веществе, всего лишь подавляющем этническую нетерпимость. А в качестве ширмы главного воздействия выбрал обезболивающий эффект. Наверно, повлиял мой российский менталитет. Всякий, кто в студенческие годы баловался портвешком, хорошо помнит, как мерзко по утрам раскалывается голова. Любые самые современные и дорогостоящие средства не спасали от этой боли или это уже были химикаты пострашнее всякого алкоголя. То есть стандартный вариант: от бутылки — на иглу. А так хотелось утречком глотнуть чего-нибудь абсолютно безвредного и чтобы все — как рукой. Вот я и осуществил попутно юношескую мечту. Одним выстрелом — двух зайцев.
А поскольку сама идея использования внутренней энергии организма была хороша, я и придумал до кучи еще несколько лекарств. Наиболее популярными оказались биорезервин, резко снижавший утомляемость, и гипердефектоза, заметно продлевающая молодость. Но они уже не имели никакого отношения к национальным и социальным проблемам. Я открыл принцип, я открыл новый класс медикаментов, и другие после меня напридумывали достаточно в том же роде. Лекарства вошли в обиход, сделались привычными. Так что памятник себе и статьи во всех энциклопедиях мира я, думается, честно заработал.
А последствия… Ну что ж, последствия оказались не совсем такими, как я ожидал. Больше всего поразила скорость изменений в геополитике. Никаким расчетным данным она не соответствовала, причем на порядок.
Почему никто, кроме Клюева, не догадался о моем замысле? Если внимательно читать ту скандально знаменитую статью, Клюев тоже не догадался, просто сделал правильные выводы из неправильных предпосылок. Правильных никто не сформулировал. Я не дал ни малейшего повода для этого. Я слишком хорошо понимал, как среагируют люди.
А мог ли я позволить, чтобы человечество, как в романе Лема, разом осознало, что с ним сделали, чем его накормили. Да это же опять Содом и Гоморра.
Вместе с национальной нетерпимостью должна была исчезнуть и национальная гордость, а вот с этим дражайшим чувством мало кто пожелал бы расстаться. Уж вы мне поверьте. Выбирая между головной болью и утратой национальной гордости, большинство идиотов, населяющих этот мир (по себе помню, сам таким был!), выбрало бы головную боль, пусть хоть ежедневную. И я молчал. Вот это, если хотите, и можно называть Заговором Посвященных.
На самом деле не было никакого заговора.
Ну посудите сами. Макроинтеграция: Америка уходит обратно под юрисдикцию Англии, Китай и мусульманский мир сливаются с Россией, африканские страны спокойно разбегаются на две империи — что это? Как это?! А полная ликвидация всех видов оружия массового поражения, единая компьютерная сеть, два мировых языка, две великие культуры, объединившие вокруг себя все прочие, две супердержавы нового типа — не тюрьмы, а университеты народов!.. И тут же — неожиданно острое противостояние двух половинок Ойкумены.
Я ожидал более беспорядочного, даже более кровавого, но в итоге и более утопично-прекрасного варианта.
Ну, как, как оно все могло произойти за каких-то шесть — восемь лет? Только из-за того, что евреи полюбили арабов, белые — негров? Не верю. Режьте меня — не верю!
Можно и с другой стороны взглянуть. Макроинтеграция шестого года ничем не чудеснее всего предыдущего. Ну как объяснить, что какой-то лысый придурок сто лет назад заразил полмира бредовыми идеями, да так заразил, что люди еще лет семьдесят, даже больше, во всю эту ахинею верили и десятками миллионов друг друга уничтожали во имя светлого будущего? А в девяносто первом? Да ни один хваленый американец, вместе со всеми компьютерными мозгами, не сумел предсказать, что советская империя в течение полугода развалится как карточный домик… С хэдейкином и то понятнее: люди перестали болеть головой и резко поумнели. Разве это не логично?
Наверно, я что-то доброе все-таки сделал для людей. Наверно, это хорошо, что меньше стало терактов, государственных границ, глупого гонора, малоинтересных в культурном отношении языков, затрудняющих понимание, существенно меньше сделалось притеснений, унижений, издевательств, а геноцида не стало вовсе. Наверно, все это хорошо. Но я ведь потом занялся политикой, я же в парламентах сидел и выдвигал законопроекты, их даже принимали, и не раз, предложенные мною законы… Боже мой, которого нет, они же после «нобелевки» по химии дали мне еще одну — премию мира, и там, в Стокгольме, я пытался им что-то сказать, объяснить что-то, но они же ни черта, ни черта не поняли!..
И я не понимаю, почему теперь русские ненавидят британцев, то есть русские монголы ненавидят британских французов, а британские японцы ненавидят русских поляков, я не понимаю, чего они вообще хотят, почему опять воюют. Их ненависть, их нетерпимость просто перетекла в иные формы, но она сохранилась, она снова зреет, крепнет, и, поскольку я не понимаю, на чем это все основано, я и сегодня представить себе не могу, чем оно может кончиться. Тогда тоже не мог, за что меня, наверно, и пристрелил этот псих, ни разу в жизни не глотнувший хэдейкина…