Новый придорожный аттракцион
Шрифт:
Но если вы не помните Глорию Грэхем (или даже если помните), наверняка вы помните Великого Блондина. Вот кто был сущий Моцарт на канате, ей-богу. Этакий вундеркинд-канатоходец, уже в шесть лет выделывал такие фокусы, что у зрителя душа уходила в пятки. Взрослым он не раз перешел Ниагару над самым водопадом. А в 1860 году умудрился сделать это на ходулях, а еще как-то раз – с обеими ногами в мешке. Он скакал, посадив себе на спину кого-то еще, а тем временем вокруг него в воздухе разрывался фейерверк. Однажды он сел на канат, натянутый на высоте ста футов над водопадом, и сжарил себе омлет. На протяжении всей своей опасной карьеры он ни разу не потерял равновесия, не получил ни единой травмы. Зато, шагая среди бела
Или давайте посмотрим на это так. Один китайский философ когда-то давно объяснял своим ученикам смысл агрессии, заставляя их срывать весенние цветы и швырять их об стену. Чтобы понять смысл пришепетывания Аманды, просто представьте себе этот процесс в обратном направлении.
У индейцев племени хайда на тихоокеанском Северо-Западе глагол «дышать» означает также «слагать стихи».
Подобные этнографические деликатесы неизменно приводили Аманду в восторг. Она даже дала себе клятву, что с этого момента будет следить за своим дыханием, как если бы она слагала стихи. Она сдержала слово, и ее новый стиль дыхания только прибавил ей дополнительное очарование.
Однажды, выдыхая очередное четверостишие, а оно, смею заметить, почему-то давалось ей с трудом, она вдохнула в себя вонючего жука, который в тот момент пролетал мимо.
– Что за отвратительная рифма! – Аманду чуть не вырвало. – Пожалуй, я снова перейду на прозу.
Аманда повела Маркса Марвеллоса посмотреть лесок за их домом. Землю там устилал мох и еловые иголки, повсюду высились заросли папоротника. А еще там была грязь, и трава, и цветы. Зато никаких камней. Посреди деревьев стоял вигвам, а рядом – деревянный стол в форме гриба. В те редкие дни, когда не было дождя, лесок этот служил Зиллерам чем-то вроде гостиной, детской и столовой. Именно здесь, укрытые от досужих взглядов, они принимали своих редких (и, как правило, незваных) гостей.
В своем клетчатом костюме (надо сказать, уже порядком грязном) Марвеллос шагал между деревьями, открыв от удивления рот.
– Да-да, здесь действительно ощущаешь себя в уединении, – лепетал он. – Этот лес излечивает мои душевные страдания точно так же, как патентованная мазь – мой геморрой, то есть без всякого хирургического вмешательства заставляет их иссохнуть. Он чем-то напоминает мне древнюю Италию. Помнится, Ромул, изгнанный соплеменниками за убийство брата, основал в роще убежище для беглых преступников, мятежников и чужаков – иными словами, будущих граждан Рима. А похищенных девственниц доставляли в рощу для участия в развратных празднествах, на всякие там разные тайные пиры и игрища. Предполагаю, они все там здорово проводили время.
Разумеется, – продолжил Марвеллос, искоса одарив Аманду насмешливо-колючим взглядом голубых глаз, какой он обычно припасал для тех, кого подозревал в склонности к мистицизму, – вы бы на моем месте скорее сравнили это место с Йетаваной, священной рощей Саватти, где Будда Сияющий сидел под баньяном. Вот кому наверняка не было никакого дела до девственниц. Со старикана вполне хватало плодов манго и фиг. Верно говорят, мы – то, чем мы питаемся.
Не успела Аманда отреагировать на его выпад, как Марвеллос увидел на опушке рощи небольшой, огороженный металлической сеткой курятник. Посередине было сооружено нечто вроде крошечной беседки, под крышей стоял одинокий петух.
– О господи! – вырвалось у гостя. – Никогда в жизни не видел таких кривоногих петухов! Послушайте, вам непременно следует выставить его напоказ в вашем зверинце!
– Нет, – покачала головой Аманда. – Он уже находился за свою жизнь. Пусть теперь отдохнет.
– И все-таки что же подвигло
Была полночь. Зиллер закрыл книгу с жуткой обложкой (или это был журнал?) и лег рядом с обнаженной супругой.
– Просто мистер Марвеллос что-то потерял и теперь хочет убедиться, что не мы это нашли, – ответила Аманда. Как то было у нее заведено по вечерам, она умащала нижнюю часть своего тела благовонным маслом. Татуировки на ее коже поблескивали, словно новая модель Вселенной.
– Полагаю, эта потеря для него не очень важна, – пробормотал Джон Пол.
– Будь она важна, он бы ничего не потерял, – отозвалась Аманда.
Привет, читатель. Позвольте автору в очередной раз вторгнуться в череду повествования и тем самым нарушить настроение читателя, каким бы оно ни было, чтобы доложить о самых последних событиях. Вот уже пятый день, как Аманду, малыша Тора и вашего корреспондента официально держат под домашним арестом. Нас еще раньше брали под стражу где-то на день-два, но лишь после того, как пять дней назад Джон Пол и Плаки сумели бежать, тех из нас, кто еще оставался при зверинце, официально известили о карантине.
После освобождения подвязочных змей – событие это случилось сегодня утром, когда мы сначала растормошили их при помощи нагревателя, а затем одну задругой через заднюю дверь прогнали мимо спящих охранников наружу, – агенты не скрывают своей враждебности к нам. Их непристойные шуточки в адрес Аманды приобрели прямо-таки садистский оттенок. Писателю же было сказано, что только благодаря специальному (временному? интересно было бы знать) приказу начальства ему еще не набили морду. В общем, пусть говорит спасибо.
Судя по всему, начальство все-таки распорядилось, чтобы агенты соблюдали дистанцию, поскольку после кошмарного обыска, что имел место четыре дня назад, ни один из них не сунул носа на второй этаж. Так что за исключением моментов, когда мы высовываемся в окно или предпринимаем вылазки за едой на кухню, мы с ними практически не сталкиваемся, хотя векторы их передвижений порой бывают угрожающе направлены к стенам дома.
Автор последовал примеру Аманды, которая в перерывах между трансами учила малыша Тора цыганским и индейским песнопениям, и, чтобы чем-то себя занять, взялся за перо, отгородившись от враждебных сил, что окружали его. Надо сказать, получалось у него замечательно. Сразу же после завтрака его старый добрый «ремингтон» стрекотал без умолку, и писатель даже научился находить в этом стрекоте какую-то прелесть. Ну хотя бы еще день! Если он и дальше будет продолжать в том же темпе, то, чтобы завершить начатое, ему понадобится всего один день. Всего один. Дадут ли ему такую возможность?
Читатель наверняка удивится, обнаружив, что этот документ близок к завершению, а он практически пока еще ничего не узнал. Прошу вас, не надо впадать в отчаяние. Вся важная информация, касающаяся Тела, будет предоставлена читателю, как только автор завершит свой рассказ. При условии, как он сам сказал, что ему будет позволено провести еще один день за пишущей машинкой. Неприятные вторжения в этот процесс можно не учитывать. Что касается тех читателей, которых раздражает, что нашему повествованию недостает последовательности, потому что они не поспевают перескакивать вслед за нами от одного второстепенного события к другому, а после него – к первостепенному и, наконец, развязке, как это происходит в наших лучших произведениях, то здесь автор извиняться не собирается. Он имеет дело с подлинными событиями, которые не всегда разворачиваются столь логично и последовательно, как в том хотели бы уверить наши хваленые газеты и журналы. Именно по этой причине автор не чувствует себя обязанным развлекать читателя при помощи дешевых литературных уловок.