Новый швейцарский Робинзон
Шрифт:
Гребя к берегу, мы увидели на нем множество стоявших маленьких существ, которые казались одетыми в белые платья, по-видимому, смотрели на нас с любопытством и по временам даже братски протягивали к нам руки.
— Не в стране ли мы пигмеев? — смеясь спросил я Жака.
— Или в стране лилипутов? — вскричал он.
— Я думаю, — сказал Фриц, что перед нами стая птиц; я вижу их клювы, а что мы приняли за руки, то верно их крылья.
— Ты прав, дорогой мой: — эти существа, принятые нами за сверхъестественные, не более как пингвины. Эти птицы отлично плавают; но природа наделила их такими короткими крыльями, сравнительно с величиной их тела и ногами, устроенными до того неудобно для ходьбы, что когда они стоят на земле, то к ним очень легко подойти. Притом, они до того ленивы, что даже приближение человека едва сгоняет их с места.
Когда мы приблизились к берегу на несколько сажень, Жак внезапно вскочил в воду, вооруженный одним из наших весел, и прежде чем пингвины обеспокоились нашим приближением, он ударил и свалил нескольких. Остальные, при виде такого грубого поступка, разом, как бы по команде, нырнули в воду и исчезли.
Оглушенных Жаком мы связали и положили на берегу.
Время было слишком позднее, чтобы мы могли приняться за разгрузку наших плотов. Мы положили на тачки только пингвинов, терки, несколько кухонной посуды и почти бегом добрались до Соколиного Гнезда, где, как и всегда, наше прибытие возбудило живую радость. Собаки известили о нашем прибытии громким лаем. Мать пришла в восторг от находки тачек; дети с любопытством осматривали клад. Табачные терки вызвали легкие насмешливые улыбки, которые я не хотел заметить. Затем всякий с изумлением рассматривал пингвинов, из которых многие пришли в чувство. Я велел привязать их к нашим гусям и уткам, чтобы приучить нашу новую живность к пребыванию на птичнике.
Деятельная хозяйка показала мне, со своей стороны, большой запас собранных в наше отсутствие картофеля и маниоковых корней. Затем маленький Франсуа сказал мне с таинственным видом:
— Папа, как ты удивишься, когда мы скоро соберем кукурузу, тыквы, огурцы и овес. Мама посадила их много, много.
— Маленький болтушка! — вскричала мать, — зачем выдал ты меня? Мне так хотелось изумить папу!
— Благодарю за твое желание, дорогая моя, — сказал я жене, обнимая ее, — но откуда взяла ты эти семена?
— Все из моего волшебного мешка! — отвечала она, улыбаясь и взглянув на детей, которые на этот раз не решились оспаривать предусмотрительности матери. — Видя, что вы постоянно заняты поездками на корабль, — прибавила она, — я подумала, что вам некогда будет устроить огород. И потому я приняла эту заботу на себя. Я воспользовалась полем из-под картофеля и, чтобы преобразовать это поле в огород, мне стоило только замещать каждое вырванное нами растение несколькими семенами.
Я поздравил жену с отличной мыслью. Фриц, желая обрадовать мать, сообщил ей о найденной нами пинке. Но наши поездки в море причиняли жене слишком большое беспокойство, чтобы она могла порадоваться тому, что у нас будет для них лишнее средство. Однако она несколько успокоилась, когда я объяснил ей, что так как эти поездки неизбежны, то для нас же безопаснее будет ездить на настоящем судне, чем на негодных плотах из бочонков и бочек.
С наступлением ночи я отправил всех спать, объявив детям, что завтра научу их новому ремеслу.
XIII. Пекарня
Едва проснувшись, дети, возбужденные моими вчерашними последними словами, торопились выведать у меня, какому новому ремеслу я хочу научить их.
— Ремеслу булочника, — отвечал я.
— Но, — вскричал Жак, — у нас нет ни печи, ни муки!
— Муку мы добудем из маниоковых корней, а печь заменим сковородами, привезенными вчера с корабля.
Так как удивленные взоры детей, казалось, требовали более подробных объяснений, то я рассказал детям свойства маниоковых корней и употребление их дикими народами. Я попросил жену изготовить мешок из парусины, между тем как дети, снабженные терками, ожидали моих дальнейших указаний, готовые приняться за дело. Корни маниока были тщательно вымыты. Я роздал их мальчикам и научил как тереть эти корни, предостерег детей, чтобы они пока не пробовали их на вкус. Дети ревностно принялись за работу, посмеиваясь своему новому ремеслу, и вскоре наготовили изрядное количество муки, которая походила на сырые опилки.
— Это великолепное блюдо отрубей, — смеясь сказал Эрнест, не прерывая своей работы.
— В первый раз слышу, — подхватил Жак, — чтобы можно было готовить хлеб из редьки.
Даже жена, по-видимому, сомневалась в моем искусстве в качестве пекаря. И потому, сшив по моей просьбе мешок, она поставила на огонь картофель на случай, если мой опыт не удастся. Но я не терял бодрости.
— Перестаньте смеяться, господа: вы не преминете сознаться в достоинствах маниока. Он составляет главную пищу многих племен Нового Света и даже некоторыми европейцами предпочитается пшеничному хлебу. Не обещаю вам сегодня же хорошо поднявшихся пирогов; но дам вам, по крайней мере, образчики, которые дозволяют нам судить о питательности маниока, если только нам попались хороший вид и здоровые особи.
— Значит, есть несколько видов маниока? — спросил Эрнест.
— Насчитывают три вида — ответил я. — Первые два вида, если их употреблять в пищу сырыми, очень вредны; третий вид совершенно безвреден. Но первые предпочитаются, потому что они дают больше корней и поспевают скорее.
— Как! — вскричал Жак, — растение ядовитое предпочитают безвредному; да это безумие! Что до меня, то я заранее отказываюсь от твоих ядовитых пирогов.
— Успокойся, трусишка, — сказал я, — нашу муку, прежде употребления ее в пищу, достаточно сильно выжать, чтобы ничего не бояться.
— Зачем же выжимать ее? — спросил Эрнест.
— Чтобы лишить ее яда, который содержится только в соку. По удалении же яда, остается пища весьма здоровая и вкусная. Впрочем, из предосторожности, мы станем есть наши пироги не раньше, как испытав их на обезьянке и курах.
— Но, — живо возразил Жак, — мне вовсе не хотелось бы отравить нашего Кнопса.
— Не бойся, — сказал я, — уже не в первый раз твоя обезьянка послужит нам в пользу своим природным инстинктом. И могу тебя уверить, что если пища, которую мы дадим ей, будет содержать яд, то обезьянка не станет есть ее, а, едва отведав, бросит.
Успокоенный моими словами, Жак взял свою терку, которую отложил было, и снова принялся за работу. Скоро запас наш показался мне достаточным. Эта сырая мука была сложена в парусинный мешок, сшитый женой, и я завязал его отверстие. Для выжимки муки я сложил несколько досок под корнями одного из деревьев. Мешок с мукой был положен на доску и накрыт другой; на один конец последней я положил камни, куски железа и другие очень тяжелые предметы; противоположный конец я стал нажимать при помощи рычага, пропущенного под один из корней дерева. Вскоре из мешка потек обильный сок. Дети были изумлены успехом моего изобретения.