Новый швейцарский Робинзон
Шрифт:
На другой день стояла великолепная погода: воздух был чист и свеж; вся наша колония отправилась в путь. На телегу, в которую были запряжены осел и корова, положили доски, долженствовавшие служить детям сиденьем. Мы запаслись обильно съестным, не забыв захватить и бутылку прекрасного вина из ящика капитана.
Чтобы облегчить детям взлезанье на кокосовые пальмы, я взял с собой еще изготовленные из акульей кожи ремни.
Скоро мы достигли полей картофеля и маниоковых корней, а затем и дерева, на котором Фриц поймал попугайчика. Всем детям хотелось посмотреть странное общественное гнездо, о котором им рассказал Фриц.
По обилию восковников, мы скоро набрали нужное количество его ягод. Наполненные ими мешки мы припрятали в надежные места, чтобы захватить эту ношу на обратном пути. После нескольких минут ходьбы мы дошли до резиновых деревьев. Добыча была велика; благодаря сделанным нами широким надрезам, из них вытекала беловатая жидкость, которую мы собрали в принесенные с этой целью чашки. Пройдя сквозь пальмовый лес и обогнув мыс Обманутой Надежды, мы очутились в самой прелестной местности, какую только можно вообразить себе.
Влево были поля сахарного тростника, вправо бамбуковая, дальше пальмовая чащи; впереди нас расстилался залив Обманутой Надежды, а за ним беспредельное море. Этот вид очаровал нас до такой степени, что местность была единодушно избрана средоточием наших будущих походов. Мы даже едва не решились покинуть Соколиное Гнездо, чтобы поселиться в открытом нами раю; но к прежнему жилищу нас привязывали привычка и убежденность в его испытанной безопасности.
Мы выпрягли наших вьючных животных и пустили их на густую и сочную траву под пальмами. Затем мы разделились: одни пошли за бамбуковыми тростями, из которых предполагалось сделать подпорки деревьям, другие за сахарными тростями. Эта работа возбудила в детях голод, и они явились к матери, прося уступить им яства, предназначенные к ужину. Но осторожная хозяйка не вполне разделяла их мнение и потому предложила им найти какой-либо иной способ утолить голод. Тогда их взоры устремились на кокосовые пальмы, на которых висели великолепные орехи. Но как забраться на такую высоту? Я вывел их из затруднения, предложив им охватить тело и ствол ремнем из акульей кожи, который давал бы возможность отдохнуть, например, на полпути.
Средство это удалось лучше, чем мы ожидали. Мальчики счастливо взобрались до вершин пальм. Топорами, заткнутыми за пояс перед попыткой, они срубили множество свежих орехов, которыми все полакомились, без ущерба запасам, назначенным для ужина. Фриц и Жак хвалились своим подвигом и насмехались над бездействием Эрнеста в бытность их на дереве. Эрнест казался равнодушным к их насмешкам и в то же время занятым каким-то важным предприятием. Вдруг он поднялся с земли, попросил меня распилить ему надвое кокосовый орех и, когда я исполнил это, привесил одну половинку, которая походила на чашу, к петле своей одежды.
— Правда, — сказал он, — я не особенно люблю опасные предприятия, но при случае способен на отвагу не менее другого. Я надеюсь добыть нечто более приятное, чем кокосовые орехи моих братьев; обождите только несколько минут.
Шутя поклонившись, он подошел к высокой пальме.
— Браво, дорогой мой! — воскликнул я, — твое соревнование достойно всякой похвалы.
Я предложил ему ту же помощь, что и его братьям. Но мальчик быстро и ловко полез на выбранную им пальму и, с искусством, которого я не подозревал в нем, добрался до вершины дерева. Фриц и Жак, не видя ни одного ореха на дереве, на которое взбирался Эрнест, стали трунить над ним. Но наш натуралист, не отвечая на их насмешки, срубил вершину дерева, которая упала к нашим ногам.
— Ах, злой мальчик! — вскричала мать, — в досаде, что не нашел кокосовых орехов, он срубает вершину великолепной пальмы, которая теперь засохнет.
— Не сердись, мама, — крикнул Эрнест сверху дерева, — я бросил вам кочан пальмовой капусты, которая лучше кокосовых орехов; если я говорю неправду, то готов остаться здесь навсегда.
— Эрнест прав, — сказал я. — Пальмовая капуста нежное и вкусное блюдо, весьма ценимое в Индии, и наш натуралист гораздо более заслуживает благодарности, чем насмешек, на которые, кажется, не скупятся некоторые господа. — Произнося эти слова, я оглянулся на маленьких насмешников.
Эрнест не торопился слезать с пальмы; напротив, он удобно устроился на месте срубленной вершины, и мы напрасно старались разглядеть или разгадать, что он там делает. Наконец он слез, вытащил из кармана бутылочку с жидкостью, вылил ее в приготовленную мною чашу и поднес мне.
— Попробуй, папа, — сказал он, — вкусно-ли пальмовое вино.
Напиток был приятен и освежающ. Я поблагодарил моего маленького виночерпия и, когда мать также отведала приятной жидкости, я пустил чашу в круговую, и в несколько мгновений она была осушена за здоровье Эрнеста.
День клонился к концу, и так как мы порешили ночевать в этом прелестном месте, то занялись устройством палатки из листвы, чтобы укрыться от ночного холода.
Между тем как мы были заняты этой работой, осел, который до того времени мирно пасся под деревьями, вдруг испустил пронзительный крик — и-а! с испуганным видом стал скакать и брыкаться и, пустившись в галоп, исчез из виду. Мы побежали за ним, но не отыскали и следов его. Этот внезапный побег беспокоил меня по двум причинам. Во-первых, мы утрачивали весьма полезное животное; во-вторых, я боялся, что осел бежал, испугавшись близости какого-либо хищного зверя. Это опасение внушило нам мысль развести вокруг шалаша большие огни. Ночь была ясная; семья моя улеглась на постелях из мха; я же сторожил до утра, когда на короткое время также уснул.
Утром, поблагодарив Бога за охранение нас от всякого несчастья и подкрепив себя хорошим завтраком, поданным нам хозяйкой, я хотел отправиться на поиски за нашим ослом. Я взял с собой Жака, оставив двух старших сыновей заботиться о безопасности матери и Франсуа. Приблизительно через полчаса ходьбы я различил следы копыт осла, которые несколько дальше, по-видимому, мешались с более широкими следами.
Эти следы привели нас к равнине, казавшейся безграничной. Вдали мы увидели стадо животных, ростом, на наш взгляд, с лошадей. Я подумал, что наш осел мог находиться между ними, и потому направился к ним. На болотистой почве, по которой нам пришлось идти, мы увидели тростник изумительной вышины и толщины, и я не сомневался в том, что это настоящий бамбук, или исполинская американская трость, достигающая тридцати и сорока футов вышины.
Перейдя это крытое болото, мы очутились шагах в ста от виденных нами животных, в которых я узнал буйволов. Я читал о свирепости этих животных и потому не мог подавить в себе ужаса, и бросил на сына взгляд, полный тревоги. Встреча эта озадачила меня до такой степени, что я даже не вздумал зарядить ружье. Бежать не было возможности; буйволы стояли как раз перед нами, хотя посматривали на нас больше с удивлением, чем со злобой, так как, по всей вероятности, они впервые видели людей. Но вдруг наши отставшие было собаки бросились на них с лаем. Все наши усилия удержать собак остались тщетными; завидя буйволов, они ринулись в середину стада.