Новый сладостный стиль

Аксенов Василий Павлович

Во время своих нечастых, но продолжительных разговоров с отцом она ни разу не упомянула Алекса. Чувствуя эту нарочитость, Стенли тоже ни разу не назвал его имени. Только совсем недавно, то есть близко уже к возвращению Норы в романное пространство, он сказал мимоходом, что Алекс избран одним из вице-президентов Фонда Корбахов и что, возможно, они в недалеком будущем вместе поедут на его «великолепно разваливающуюся родину». Впрочем, он тут же прикусил язык, встретив ее враждебное молчание. Он был определенно огорчен тем, что Алекс и Нора не собираются одарить его маленьким «двойным Корбахом».

Однажды в отеле на Кипре ее вдруг пронзило острейшее чувство приближения к Алексу. Он был где-то рядом, без сомнения! Она бросилась в телефонную будку и набрала вашингтонский номер. Если он ответит, она не скажет

ему ни слова, но хотя бы будет знать, что интуиция на этот раз ее подвела. Снова послышался рекординг, но тут ее пронзила еще одна ужасная мысль: пока она тыкала пальцем в кипрский телефон, Саша прошел мимо будки и испарился с концами! Она распахнула дверь и выскочила. Среднего возраста мужик в шортах и панаме отшатнулся в сторону, как будто он пытался подслушать ее разговор. Он не мог оторвать от нее изумленных глаз. Что случилось? Может, это какой-нибудь Сашкин друг? Или этот тип помнит ее портреты в газетах двухлетней давности? Собственное отражение в зеркале мелькнуло перед ней. Она была поражена своей страннейшей бледностью и еще более странным лиловым свечением в глазах.

Нет сомнения, он где-то здесь. Может быть, он сидел в баре с этим в панаме и видел ее на пляже. Может быть, он сказал этому приятелю: видишь эту женщину, я ее когда-то любил. Или что-нибудь более детальное, как они любят говорить в барах с многозначительными улыбками и усмешками в стиле хемингуэевских героев.

Она села в холле и заказала мартини. Почему не спросить в рецепции, [208] есть ли здесь такой Алекс Корбах? Нет уж, никогда не унижусь до поисков. Сижу здесь просто потому, что здесь приятно сидеть с мартини после месяца в грязных пещерах. Конечно, мы можем столкнуться друг с другом, но это произойдет только случайно. Сиди здесь, жди случайности, закажи еще мартини.

208

…спросить в рецепции… (от англ. reception – регистратура).

Мужик в шортах снял свою шляпу, заткнул ее за пояс и присел к бару. Пьет чай. Ну и зануда, пьет чай в баре! Бросает косяки на нее время от времени. Знаю я эти фальшиво отеческие взгляды! Но почему мне кажется, что если этот тип здесь, значит, и Сашка где-то поблизости?

– Экскузо муа, ву зет вери лонли ай си ту ту найт? [209] – спросил сзади нагловато-трусоватый голос. Она обернулась и увидела нескладного верзилу в переливающемся шелковом костюме.

– Poshyol na khuy! – Она ответила вежливо.

209

Экскузо муа, ву зет вери лонли ай си ту ту найт? – Извините, вы так одиноки, не увидимся ли вечером (ломаная смесь французского и английского)?

Переливающийся отвалил в ужасе. Шорты в баре покивали с одобрением. Через вращающуюся стеклянную дверь она увидела Джейкоба Палсадски, который подъехал на своем джипе, чтобы взять ее в Пафос на вечеринку археологов. Она встала и вышла из отеля. Внешне без колебаний, внутренне, если можно так выразиться – а почему нет, пожал плечами чаелюб, – в позе классического отчаяния.

И наконец она прозвонилась. Однажды, почти уж ритуально, натыкала мизинцем его номер и вдруг услышала дымный голос: «Хеллоу?» Было десять часов утра в Яффе и, стало быть, два часа ночи в Вашингтоне.

Алекс лежал в постели. Сна не было ни в одном глазу. Мыслей ни в одной извилине. Бесконечные перелеты перепутали стрелки его внутренних часов окончательно. Он мог не смежить очей всю ночь и заснуть перед уроком в «Черном Кубе». В этот именно момент он предавался своим небезвредным привычкам: тянул «Джека Дэниела», курил черную сигариллу и соображал, кого пригласить на пробы в Эл-Эй – Беверли или Кимберли. Или обеих? Рокси Мюран только что его покинула, то есть была уже приглашена. Совершенно измочаленный пятидесятиоднолетний мудак. Смешно начинать все сначала в таком возрасте, даже если твой спонсор

Стенли Корбах с его миллиардами. Раскинувшись среди подушек и одеял, он не мог шевельнуть ни руками, ни пальцами. Все-таки один блудливый палец из левой группы начал тыкать в RC. VCR начал предлагать то, что записал в отсутствие хозяина. Ну, разумеется, ток-шоу, что-то вроде советского «Клуба веселых и находчивых», встреча команды садистов с командой мазохистов, хохот, обмен невинными шутками.

В этот как раз момент зазвонил телефон, блядская жаба. Он выключил телевизор и снял трубку жестом обожравшегося человека, берущего еще одну порцию шиш-кебаба. Хелло. Молчание. Ну, вот опять, подумал он. Конечно, он давно уже не ждал звонка от Норы.

«Послушай, – произнес голос, который он сначала даже не узнал, – через неделю я буду в Париже». Узнав ее, он отказывался верить. «Я остановлюсь в „Лютеции“ на углу бульвара Распай и Рю де Севр». И опять он сначала не понял, что ему назначают свидание. «Так что приезжай, если можешь. – После паузы. – И если хочешь».

Повесила трубку.

И упала на ковер, хватая себя за горло всеми десятью пальцами и воя от стыда за свое столь сильное кичевое выступление.

Александр Яковлевич тем временем удивлялся, найдя себя не в постели, а на подоконнике. Умеренно выла телефонная трубка, которую мы так неуместно сравнили с шиш-кебабом четырнадцать строк назад. Шел апрель, если вы не возражаете. Ночь скромно предлагала пятна лилового цветения рядом с замысловато изогнутыми светящимися словесами. «Видеолавка Приапа» была еще, или уже, открыта. Видно было, как внутри тесная компания чертей с аккуратными рожками, элегантными копытцами и упругими хвостиками берет кассету для домашнего пользования.

«Лечу! – вдруг заорал АЯ, как влюбленный школьник. – К ней! В „Лютецию“!»

12. Перекресток Париж

1990. Конец апреля. Летняя жара. Ранние сумерки. Телеграфная проза. И что-то ждет за углом.

Нора сидела одна на открытой веранде брассери [210] «Лютеция». Перед ней поставили чайный набор и яблочный торт. Никакого алкоголя, он может исказить образ ослепительной красавицы, сидящей в одиночестве за столиком парижского кафе. Тонкий дымок покачивается над пепельницей. Сигарета не исказит образ красавицы. Наоборот, подчеркнет что-то в нем. Фотокамера, лежащая рядом с тортом на столе, добавляет в кадр особую нотку, тем более что ослепительная женщина время от времени поднимает аппарат и щелкает раз или два, не меняя своей позиции. Что же является объектами ее интереса? Ничего особенного, кроме обычного перекрестка Левого Берега с витринами модных бутиков, парой светофоров, типично парижской круглой тумбой под резной крышей в стиле бель-эпок, с большим, округленным тумбой лицом Жерара Депардье, ну и, конечно, со столами, стульями и зонтиками на каждом углу.

210

…брассери (от фр. brasserie) – зд.: кафе.

Она наслаждалась каждым моментом этого сидения. В последние годы она стала ловить себя на склонности к некоторым клише. Вот мое любимое клише – кафе в Париже. Оставляю Амман и Багдад снобам. Мне больше нравится Париж.

Ничего особенного не происходит на перекрестке. Волна «часа пик» схлынула, ритм улицы замедлился. Впрочем, девушки в обтягивающих слип-дресс [211] все еще шагают резво, мелькая своими большими белыми кроссовками. Что касается мужчин среднего возраста, то они уже расстегивают верхнюю пуговицу своих рубашек, оттягивают вниз галстуки, непринужденно движутся к своим кафе, слегка спотыкаясь при виде этих девиц, одетых в предмет туалета, который еще совсем недавно считался нижним бельем и соблазном интимных оказий.

211

…слип-дресс (от англ. slip-dress) – платье-комбинация.