Новый старый 1978-й. Книга седьмая
Шрифт:
— Вот и хорошо, что не побежал меня спасать. Все живы и почти здоровы остались.
— Много наших полегло.
— Да, ужас. Следователи между собой говорили, что среди тех, кто живой остался, все раненые и большенство тяжело.
— Я обязательно разыщу Василия и добьюсь, чтобы его тоже наградили. И Максима посмертно. Это они мне помогали. А Василий, раненый в живот, смог убить двоих на подходе к кабинету Брежнева и был второй раз ранен. Вот они тоже герои, как и мы с тобой.
Тут в палату вошли Генрих Эдуардович с Ингой и с ними ещё двое комитетчиков. Я сразу понял, что сейчас начнётся беседа-допрос и отправил
Солнышко с медиками вышла, а со мной начали проводить детальный разбор недавних событий. Дотошные следователи скурпулёзно и поминутно восстанавливали с моей помощью события сегодняшнего утра. Пришлось рассказать про три моих пистолета и где я их взял. После чего я попросил их мне вернуть. Вернули пока только один «Макаров», с остальными будут разбираться. Но никаких претензий по поводу «левого» оружия мне не предъявляли. Понимали, что если бы его у меня не было, то и Леонида Ильича, Виктории Петровны и меня тоже не было бы. Про свои необычные способности, что с лечением, что с умением считывать информацию с подсознания, я даже не заикнулся.
В процессе беседы пришла Солнышко и принесла мне одежду. Я переоделся и почувствовал себя нормальным человеком. Правда, не совсем. Хотелось есть и я попросил Солнышко найти для меня что-нибудь съестное на кухне. Через десять минут она мне принесла бутерброды с вишневым компотом и я, жадно поглощая их, продолжал рассказывать следователям о том, как мы держали оборону, акцентируя особое внимание на героических действиях Максима, а особенно Василия. Следователи мне сообщили, что Василий находился без сознания, когда его увозили медики, но был жив.
Полтора часа меня мурыжили, но любые мучения когда-нибудь заканчиваются. Главное, что я был жив, накормлен и невеста моя была рядом. Как только следователи ушли, я заявил медикам, что больше здесь ни минуты оставаться не намерен. Они немного повозмущались, но так как синяк — это не ранение и в стационаре лечить его не надо, то они меня отпустили. Вот стоит только раз попасть в руки к медикам, так они у тебя попытаются найти все возможные и невозможные болезни, а потом тренироваться в их лечении на тебе. Правда, я сам такой. На ком я тут давеча опыты ставил? На «чужих», а потом на Василии. Надо будет, кстати, на досуге проанализировать, что у меня такое с Василием получилось. Ведь это просто что-то невероятное. Короче, надо срочно лететь к Ванге. Только вот когда? Меня точно сейчас запрягут с этим заговором разбираться. По всему было видно, что следователи сами не могут понять, что здесь такое произошло. Уж очень всё это мало было похоже на классический заговор.
Солнышко была рада, что со мной всё в порядке. Когда мы вместе спустились на первый этаж, я просто был ошарашен увиденным. Развал полный. Мамай тихо отдыхает. Я же в дыму ничего не видел, когда мы тут отстреливались от нападавших. А теперь увидел и ужаснулся. Да, наворотили эти идиоты. Везде осколки, кровь, грязь. В такой мясорубке и те «чужие», которых я связал их же ремнями, выжить просто не могли. А я их хотел специально в живых оставить, чтобы поработать потом с ними подольше. Часть последней информации я снять у них с подсознания успел, но теперь уже ничего нового от них не узнаешь..
Они, наверняка, мало что смогли бы
А вот на территории вокруг дачи Брежнева практически никаких разрушений не было. Тела уже увезли и окружающий пейзаж был похож на умиротворенный уголок, если не оглядываться назад, на зияющий обугленным провалом дом Генсека. Дом-то отстроят, а вот Максима и остальных не вернёшь. У нас на Руси если бунт, то обязательно море крови. По другому мы не умеем.
Дойдя до машины, мы сели в неё и потихоньку поехали домой. На свою дачу мы решили не заезжать. Какая уж тут дача, когда тут такое творится. Хотелось побыстрее добраться до дома и принять душ. Удостоверение и мой табельный пистолет были со мной, так что я снова чувствовал себя нормальным человеком. Три часа отключки — это не очень много, но, всё-таки, накладывает свой отпечаток на психику.
А в машине Солнышко разревелась. Долго она держалась, но когда всё закончилось и её отпустило, нервы не выдержали и все страхи и волнения вырвались из неё в виде слёз наружу. Пусть поплачет, потом легче станет. Она ведь сегодня впервые в жизни убила человека. Вот её и прорвало. Я решил ей не мешать и просто гладил её по голове правой рукой, а левой держал руль. Женщинам проще. Они поплакали и сняли стресс. А мы, мужики, так не умеем. Нам или водка в такой ситуации поможет расслабиться, или женщина.
Когда мы уже подъезжали к Москве, зазвонил телефон. Солнышко практически успокоилась и даже включила радио, чтобы отвлечься от мыслей о пережитом. От вызова она вздрогнула. Да, не скоро ещё она перестанет вздрагивать от каждого резкого звука. Ей и поговорить-то о случившемся не с кем, кроме меня. С неё взяли подписку о неразглашении и теперь она обязана молчать о том, что сегодня произошло в Завидово.
Звонил Андропов. Было неудивительно, что я ему срочно понадобился.
— Здравствуй, Андрей, — сказал мне не такой уж и всесильный, как показала попытка госпереворота, шеф КГБ. — Мне передали, что ты пришёл в себя и уехал с дачи.
— Здравствуйте, Юрий Владимирович, — ответил я, кивая Солнышку, что это именно Андропов. — Врачи меня отпустили, признав неопасным для окружающих.
— Да уж. Ты там, говорят, шестерых уложил?
— Около того. Может и больше, ничего не видно в дыму было. Надеюсь после проверки вы мои два неучтенных пистолета нам вернёте? Я их в понедельник хотел зарегистрировать, но они сами себя в бою зарегистрировали.
— Отдадим, конечно, когда всё проверят по этому делу. Ты сейчас домой направляешься?
— Да, Юрий Владимирович. Нам надо срочно отмыться, а то мы со Светланой все грязные, особенно я.
— Передавай ей привет. Мы с ней успели немного пообщаться, когда я приезжал ненадолго в Завидово. А потом ты нам будешь нужен. Надо тебе будет подъехать в то же здание, где ты с моим заместителем работал.
— Понял. Подъеду, раз надо. Сколько там человек?
— Двое. Остальные оказали сопротивление при задержании.
— Я тоже двоих сумел связать, но они лежали на первом этаже у входа и, наверняка, погибли при штурме.