Новый старый 1978-й. Книга третья
Шрифт:
— Какие у вас замечательные песни получаются, — сказала восхищённо Марина, находясь под впечатлением от услышанного, — я бы тоже так хотела.
— У тебя тоже всё будет отлично, — ответил я, отрывая свои губы от губ Солнышка. Хотя одновременно целоваться и вести машину было довольно сложно, но что не сделаешь ради любимой.
Когда мы подъезжали к нашему месту стоянки у Кутафьей башни, то ГАИшник, увидев издалека мой пропуск и антенну на крыше, махнул жезлом, что мы можем здесь парковаться. За мной этот манёвр повторили и все остальные. Когда наши фанаты вылезли из «рафика», то стали нас с Солнышком бурно поздравлять. Я их заранее предупредил перед выездом, чтобы они включили
— Мы все дружно обалдевали от каждой вашей песни, — восторженно сказал за всех Димка, — они абсолютно разные, но обе просто потрясающие.
Рымбаева и Градский тоже подтвердили, что им песни очень понравились. Роза вообще девушка открытая и честная, раз сказала, что песни хорошие, значит так и есть. А вот Градский мужик сам себе на уме, но ничего плохого я о нем не слышал. Будем считать, что он честно высказал своё мнение. После поздравлений ко мне подошла Сенчина и сказала, что именно такие, как песня «Стань моим», она бы хотела, чтобы я и ей написал. Я ответил, что постараюсь. Остальные, кто ехал в машинах, как оказалось, наши песни не слышали, но это и к лучшему. Пугачева бы тогда тоже стала просить чего-то подобного, поэтому пусть лучше потом услышит.
Фанатам с Димкой я сказал оставаться в машине с нашими музыкальными инструментами и ждать нас, а я взял с собой только нашу «минусовку». Если мы не будем исполнять «Замыкая круг» вживую, то тогда я фанатов и Серегу отпущу домой. На входе в бюро пропусков только нам троим выдали делегатские пропуска, но я это никому не стал говорить. Раз так сделали, значит так надо. Остальные разницу между нашими и их пропусками не заметили и мы сразу направились в сторону концертного зала, а потом и сцены, где нас уже ждала Ольга Николаевна.
Увидев меня с Золотой Звездой, она от души поздравила со столь высокой наградой. Мы поздоровались уже как старые добрые друзья и она нам сразу рассказала, что мы будем делать дальше. Лещенко тоже был уже здесь, и по глазам было видно, что он уже заметил мою Звезду. Мы просто вежливо кивнули друг другу, а вот Антонов и Градский с ним поздоровались за руку. Пугачева с Сенчиной так вообще с ним расцеловались, видимо были друзьями. Мне на это было фиолетово, нас никто друг с другом не знакомил, поэтому пока ограничивались кивками. Я краем глаза наблюдал за Мариной. Девушка постоянно крутила головой по сторонам и восхищённо комментировала увиденное. Да, на впервые попавших сюда, даже взрослых, Кремлевский Дворец съездов производит неизгладимое впечатление. Сегодня он, действительно, был красиво украшен многочисленными флагами, плакатами и транспарантами, посвящёнными предстоящему съезду.
Я первым делом спросил Ольгу Николаевну, как мы будем выступать. Мы прошли уже на полностью готовую к съезду сцену и поняли, что с нашими инструментами нам здесь делать будет нечего. Всю сцену занимала огромная многоярусная трибуна и ещё перед ней, на авансцене, закрыв оркестровую яму, стояла отдельная трибуна с микрофонами для выступающего с докладом. Задний фоновый занавес сцены или просто задник был уже другой, не такой, как в субботу. С левой стороны от уже нового бюста Ленина на нем были прикреплены огромные буквы, которые собирались в такие слова: «Решения XXV съезда КПСС выполним!», а справа от бюста было написано: «XVIII съезд ВЛКСМ». Ольга Николаевна сказала, что Лещенко будет исполнять свою песню под фонограмму.
— У нас нет готовой фонограммы, так как такую задачу нам никто не ставил, — сказал я, готовый к такому варианту. — Указание Суслова было написать песню, собрать коллектив исполнителей и выступить с ней на съезде. У нас есть только минусовка, поэтому нам нужны шесть микрофонов
— Это не проблема, — сказала Ольга Николаевна, уже спокойно отреагировав на, как бы между делом, произнесенную мною фамилию второго человека в государстве. — Давай минусовку, микрофоны сейчас принесут и поставят. Там как раз будет первым выступать Лещенко, поэтому один микрофон там уже стоит.
Я отдал «минусовку» и она подозвала какого-то своего сотрудника, который забрал катушку и ушёл. Я собрал всех своих и объявил, что мы будем петь под «минусовку». Все прекрасно знали, что это даже лучше и спокойно к этому отнеслись. Серегу, так как в живую мы играть не будем и он нам не будет нужен, я решил отпустить, сказав, чтобы он шёл к «рафику» ребятам и ехал с ними домой. Но он попросил разрешения поприсутствовать на репетиции, и так как репетиция обещала быть короткой, то я разрешил ему остаться. Мы посмотрели, как выходят из дверей зала нарядные знаменосцы с комсомольскими флагами и чётко идут между рядами к сцене. Там они выстраиваются вдоль большой трибуны, заходя на сцену слева и справа колоннами по двое. Лещенко в это время стоял слева на авансцене у микрофона и открывал рот под свою новую песню «Любовь, комсомол и весна», написанную Пахмутовой и Добронравовым специально к открытию съезда. Потом должно было по плану состоятся выступление Брежнева. После выступления Брежнева, которого на репетиции имитировал кто-то из работников КДС, на смену комсомольцам вышли офицеры и сержанты различных видов и родов Вооруженных Сил СССР в парадной форме и заняли места комсомольцев.
Потом, как будто первое заседание дня открытия съезда закончилось, вышли на сцену уже мы, двенадцать исполнителей моей песни. Прямо, как в поэме Блока «Двенадцать». Правда сам Блок даже не смог ответить, когда его спрашивали, его произведение это сатира на революцию или слава ей. Но на двенадцать апостолов Христа мы точно не тянули, а вот на сплоченный единой задачей певческий коллектив вполне. Как только мы начали, военнослужащие Советской Армии организованно стали покидать сцену. А стоящие в проходах шеренги развернулись и синхронно двинулись к открывшимся дверям зала. Значит вот так и завершится завтрашнее первое заседание съезда. Завтра будут, как оказалось, три заседания, поэтому второе и третье к нам не относилось. Поэтому мы сможем освободится довольно-таки рано, хотя потом придётся, наверняка, ехать на «Мелодию» в их студию звукозаписи и записывать нашу песню, чтобы она зазвучала по радио уже в среду в новом исполнении.
Мы чётко всё отработали, но я попросил Ольгу Николаевну ещё раз прогнать музыку, чтобы мы полностью привыкли к окружающей обстановке и чтобы наше исполнение было безупречным. Против такого моего рвения она не возражала и мы ещё раз повторили наше выступление. Теперь получилось идеально, даже все остальные участники это почувствовали. После этого репетиция закончилась и я разрешил всем своим быть свободными до девяти тридцати завтрашнего утра. Мы все дружно попрощались, а затем я подошёл к Пугачевой и спросил:
— Алла, а что ты мне не рассказала, что выступала раньше в зале гостиницы «Советская»?
— Я за эти четыре года где только не выступала, — ответила Пугачева, махнув равнодушно рукой. — Ты извини, я Сенчиной рассказала о тебе. Она просто пожаловалась мне, что у неё сейчас нет хороших песен, вот я и вспомнила про тебя. Она баба нормальная, поэтому проблем с ней не будет. Слушай, а что там на стоянке тебя все поздравляли?
— Наши две новые песни по «Маяку» прозвучали и всем очень понравились. Одну ты слышала, это моя испанская. А вторую Солнышко исполнила, очень хорошо у неё получилось.