Новый стратегический союз. Россия и Европа перед вызовами XXI века: возможности «большой сделки»
Шрифт:
Неудивительно, что в области экономики секьюритизация (рассмотрение в контексте безопасности) энергетической и инвестиционной сфер является главным препятствием для выстраивания новой позитивной модели взаимодействия Россия – Европа. Характерная в первую очередь для действий Евросоюза, она заключается в необоснованной политизации вопроса «энергетической зависимости» от России и в том, что стремящемуся выйти на рынок ЕС российскому капиталу приписывают преследование не столько коммерческих, сколько политических и геополитических целей. Это в свою очередь стимулирует часть игроков в Евросоюзе (Еврокомиссия и некоторые страны-члены) вводить против российского капитала защитные протекционистские
Как и Россия, большинство государств континентальной Европы придают вопросам управления экономикой, при понимании неизбежности и необходимости государственного вмешательства в рынок, большое значение. Собственно, и объединение угля и стали, стартовый проект европейской интеграции, было направлено в значительной мере на совершенствование и координацию государственного вмешательства в экономику. И современная экономическая политика в Евросоюзе является наиболее цивилизованной и изощренной формой такого вмешательства.
Цена вопроса
Все эти ресурсы «старой Европы» могут стать не только компенсацией российских «потерь» от сокращения масштабов монополии, но и серьезным вкладом в политическую и социальную стабильность от Атлантики до Владивостока. Однако достаточна ли возможная компенсация для каждого из партнеров?
Будем рассуждать откровенно: любая компенсация кажется неравноценной тому – и в России, и в ЕС, – кто рассчитывает получить максимум возможного просто так. И вопрос здесь лишь в том, когда к партнерам приходит осознание того, что «просто так» не бывает, а если бывает, то полученный в результате формат отношений становится минным полем скрытых обид и политической нестабильности.
На низовом уровне неравноправная интеграция ведет к возникновению так называемого дефицита демократии – отсутствия участия граждан в подготовке и принятии важнейших решений. Данное явление становится неизбежным следствием интеграции на уровне самого ЕС. Однако еще более остро проблема демократического дефицита проявляется, как только Европейский союз начинает строить что-то совместное со странами, которые не являются его полноправными членами. Будучи гораздо более весомым в плане экономической мощи, а также органически неспособным оперативно подвергать ревизии собственную правовую базу, ЕС вынужден фактически навязывать партнерам свои нормы как единственно возможный каркас для совместного проекта.
С такой проблемой уже долгие годы сталкивается, к примеру, Норвегия, почти безропотно принимающая установки Брюсселя в рамках Соглашения о европейском экономическом пространстве. Несмотря на то что жители Страны фьордов упорно отказываются вступать в ЕС и делегировать таким образом часть своего суверенитета общим органам, только соображения политкорректности не позволяют официально закрепить за Норвегией статус зависимой территории.
Частично удалось решить проблему дефицита демократии в случае со странами Центральной и Восточной Европы, которые хоть и адаптировали свои правовые стандарты к требованиям ЕС, но весной 2004 года получили за это долгожданный статус полноправного членства в союзе. После того как представители Венгрии, Латвии, Польши и других заняли свои места за столом заседаний Совета ЕС, вопрос о легитимности подлаживания их правовых систем под acquis был автоматически снят. Если же речь заходит об отношениях ЕС с теми соседями, которые не хотят или не могут стать его членами, здесь к дефициту демократии ведет практически любая форма сотрудничества, идущего дальше простого торгового обмена.
На верхнем, общеполитическом уровне залогом нестабильности становится то, что одна из сторон всегда чувствует себя неудовлетворенной условиями сотрудничества и стремится к их пересмотру. Поэтому нельзя забывать, что основы формата отношений, приносящих максимальные выгоды только одному, могут быть подвергнуты брутальной ревизии в случае изменений политического режима другого. Примеры Латинской Америки и некоторых стран Ближнего Востока служат в этом вопросе весьма убедительным доказательством.
В этой связи склонность к «игре с нулевой суммой», которую в последние годы последовательно демонстрируют Россия и Европейский союз, представляется рациональной сейчас, но малопродуктивной в долгосрочной перспективе, хотя и увлекательной с точки зрения текущей политической борьбы и выборов. А также, что является наиболее сложной проблемой, отражает существующее в России и Европе восприятие друг друга.
И это при том, что по целому ряду проблем, с которыми сталкиваются Европа и современный мир, интересы России и стран Евросоюза объективно совпадают. В первую очередь речь здесь должна идти о недопущении новой милитаризации международных отношений в Европе, борьбе против угрозы возникновения масштабных войн в условиях начавшегося быстрого передела мира, универсальной ценности международного права и институтов, приверженности к мирному урегулированию межгосударственных и внутренних конфликтов, поддержании стабильности на пространстве «большого Ближнего Востока» и повышении конкурентоспособности российской и европейской экономик в условиях глобальной конкуренции.
Очевидно, что помимо общих условий международной среды и несовершенства человеческой природы, ухудшенной условиями либеральной рыночной экономики, ставка на наращивание своих относительных преимуществ в любом случае основана на взаимной подозрительности. И здесь на первый план выходит проблема взаимного восприятия, решение которой, пусть и несовершенное, также может быть найдено в функционалистских анналах новейшей европейской истории. В конце концов, еще живы люди, для которых и Западная Европа представляла собой не менее анархическое пространство конкуренции, чем мир за пределами Европейского союза сейчас.
Принято считать, и с этим трудно не согласиться, что одним из важнейших препятствий стабильным отношениям России и Европы является проблема доверия. Сейчас Россия и государства Европейского союза находятся в состоянии классической дилеммы заключенного. Согласно опросам общественного мнения, большинство жителей стран ЕС опасаются развития истинно двусторонней экономической интеграции с Россией.
Причина такого видения, по всей вероятности, не только в современной политике Российского государства. И уж точно она не основана на эмпирическом знании европейских элит и граждан. В том, конечно, случае, если такое знание не проистекает из внутреннего опыта Европы в деле открытия финансовых рынков друг другу. Хотя и этого, если внимательно понаблюдать за постоянной и титанической борьбой представителей общеевропейских институтов в Брюсселе против протекционистских поползновений стран-членов, исключать нельзя.
Страх перед политическим использованием иностранных инвестиций не имеет под собой основания в виде опыта однажды пережитого кризиса. Не имеет такого опыта и Россия. Хотя согласно опросам все то же большинство россиян считает, что единственной целью Европы является захват российских ресурсов. Даже если исключить эффект телевидения, в основе такого восприятия лежит укоренившееся представление об исторической чуждости и даже враждебности партнера, смягчаемое или усугубляемое в каждом конкретном случае национальным опытом отношений. Но в любых вариациях это восприятие содержит в своей основе взаимные фобии. Фобии, искоренить которые совсем можно, если возможно, только за долгие десятилетия совместного решения проблем.