Новый военный гуманизм: уроки Косова

Хомский Ноам

Проще всего было обвинить оппонентов во лжи, заняв ту же позицию, что и президент, подобным образом «ответивший своим критикам в Соединенных Штатах и Европе, которые говорят, будто отзыв из Косова наблюдателей за соблюдением прав человека [произошедший 19 марта] и начало воз-Душных атак [24 марта] привели к тому, что господин Милошевич изгнал из Косова людей несербской национальности». «Этническая чистка в Косове не являлась реакцией на бомбежки», — заявил Клинтон, давая понять, что вопрос закрыт².

Далее Клинтон характеризовал этнические чистки, последовавшие за бомбежками, как «накопившееся за десять лет и бешенство г. Милошевича», которого «таким образом, было невозможно удержать от выселения албанцев с их родной земли». Очевидно, что подобная трактовка событий только усугубляет вину Клинтона, который в 1995 году предпочел пойти на сделку с Милошевичем, принеся в жертву косовских албанцев. Кроме того, он утверждает, что еще задолго до бомбежек действия Милошевича в Косове красноречиво говорили о намерении сербского

лидера очистить край от албанского населения, и если Клинтон и впрямь это понимал, то его позиция заслуживает еще большего осуждения, особенно если учесть, что ожидало этот гигантский поток беженцев, который «было невозможно удержать». Чуть меньшая проблема возникла в связи с его речью по случаю победы, состоявшейся несколькими днями позже: в этой речи он информировал нацию, что военная кампания достигла своих целей, т. е. создала такие условия, при которых беженцы могли бы вернуться домой. Подобное заявление «несколько расходится с тем фактом, что этнические чистки приняли только более массовый характер после бомбардировок, начавшихся 24 марта», когда «господин Клинтон провозгласил, будто целью НАТО является предотвращение „гуманитарной катастрофы“»³.

С самого начала Вашингтон одновременно настаивал на том, что он и знал, и не знал о предстоящей катастрофе. Двадцать восьмого марта «на вопрос репортера о том, не ускорили ли бомбардировки кассовых расправ, [президент Клинтон] ответил: „нисколько“». Он придерживался такой же позиции первого апреля в своей речи на базе морской авиации в Норфолке: «Если бы мы ничего не предприняли, то агрессивные действия сербов так и остались бы безнаказанными». На следующий день представитель Пентагона Кеннет Бэйкон заявил, что все на самом деле совсем наоборот: «Я не думаю, чтобы кто-либо мог предвидеть, какой широкий размах примет жестокость»; это «первое признание» администрацией Клинтона того, что «она оказалась недостаточно готовой к кризису», сделанное прессе (к кризису, который был «полностью предсказуемым», как неделей раньше сообщил журналистам главнокомандующий силами НАТО). С самого начала в сообщениях с места событий говорилось о том, что «администрация была застигнута врасплох» реакцией сербских военных⁴.

Кроме того, нельзя забывать об «операции „Подкова“: ее тщательный, заблаговременно подготовленный план тоже мог указывать на неизбежность кровопролитного вытеснения албанцев из Косова; как мы уже говорили, если это чистая правда, то данное доказательство существенно усугубляет вину „новых гуманистов“».

Отрицанию очевидных (и даже ранее уже признававшихся) фактов и попытке оправдаться, уйти от ответственности за собственные решения непременно должны сопутствовать и старания похоронить все прочие неудобные эпизоды недавнего прошлого, — таким манером, как было показано выше. Сделав это, мы сможем, наконец, исполнить свой Долг, целиком сосредоточившись на сербских бесчинствах и утверждая, что бомбардировки, «несомненно», предпринимались для предотвращения «геноцида и изгнания» албанских косоваров, — которые они внезапно «колоссальным образом ускорили», как это можно было предвидеть, — и присоединившись к журналистам «Уолл Стрит Джорнал», разглагольствующим о том, что «основной импульс военной интервенции в Косово, безусловно, был гуманитарный»⁵.

Однако ссылки на «Уолл Стрит Джорнал» не совсем корректны. С одной стороны, у авторов этой газеты есть нечто общее с теми, кто желает таким образом оправдаться, но, с другой стороны, полезнее обратиться к либеральному отрезку этого спектра, например, к «Нью-Йорк Таймс». Вот типичный выпуск, в котором читателю разъясняют, что нам не стоит проводить аналогию между Косовом и Вьетнамом, где интересы нации были невнятными, а цена, наверное, «слишком дорогой» для нас; невозможно представить, по каким иным причинам можно было возражать против атак на Южный Вьетнам, а затем и на остальной Индокитай, в результате которых погибли миллионы человек, десятки миллионов стали беженцами, и три страны постигло полное разорение. В своей редакторской колонке на первой странице Крэг Уитни размышляет над «иронией» того факта, что интервенция в Косово нашла поддержку у либералов, выступавших против вьетнамской войны — ими же, либералами, и развязанной, — против которой они в конце концов начали возражать по причинам, изложенным в том же самом выпуске: по сути, это те же причины, которые заставили некоторых членов немецкого генштаба возражать против войны на два фронта после Сталинграда. И, дабы разрешить последние сомнения, Джудит Миллер приводит слова «уважаемого дипломата», который объясняет политику США тем, что эта «„идейная“ нация, у которой национальная солидарность прежде всего происходит из „озабоченности своими ценностями“, чем наоборот… давно и энергично утверждает человеческие права». Вот, например, еще одна «очевидная» истина, о которой говорят факты, — пресловутая «озабоченность своими ценностями» в царстве доктрины Монро сотню лет проявлялась в энергичном утверждении прав человека повсюду, где для этого были неограниченные возможности и где «холодная война» являлась скорее предлогом, чем причиной; можно взять и более близкие события: к примеру, именно тогда же «Международная амнистия» начала кампанию по выявлению «постоянных и повсеместных нарушений прав человека в США», и Хьюман Райтс Уотч только что опубликовало большое исследование под заголовком «Нарушения прав человека в Соединенных Штатах Америки». На чужой

территории любое государство «энергично утверждает права человека»⁶.

Зная, как всемогуща максима Оруэлла, можно сказать, что успех подобным методам гарантирован. Хотя можно представить и более весомые аргументы. Вероятно, самыми убийственными из них будут заявления о том, что этнические чистки в Косове уже шли полным ходом, и что бомбардировки явились попыткой — к сожалению, неудачной, — остановить их. Затем мы должны будем решить, что генерал Кларк позабыл об этом, и что данные Верховного комиссариата ООН по делам беженцев (ВКДБ) неверны, а журналисты, работающие на месте событий, которые постоянно и настойчиво сообщали, что сразу после бомбардировок зверства резко усугубились, просто фальсифицировали реальную последовательность событий. Именно такое героическое усилие было предпринято Государственным Департаментом и нашло отражение в его докладе, опубликованном в мае и заслуживавшем более пристального внимания, чем то, которое ему было уделено⁷.

В резюме Госдепартамента говорится, что этнические чистки в Косове «приняли драматические масштабы в середине марта 1999 года», то есть за десять дней до бомбардировок, которые поэтому можно понимать как реакцию на эти самые драматические масштабы. Однако в основном тексте это подается иначе. Хронология отсчитывается «с отъезда из Косова наблюдательской миссии ОБСЕ (КНМ), произошедшего 19 марта» в связи с готовящимися бомбардировками и вопреки возражениям Сербии, не нашедшим отражения в докладе, хотя о них, безусловно, следовало сказать⁸. Хронология строго придерживается данных временных рамок, и, согласно ей, с 4 апреля до середины мая были сожжены более 300 деревень, и еще около 500 мест проживания албанцев выжжены по крайней мере частично. О других зверствах также сообщается, что они происходили «с конца марта».

«Сербские силы превратили Приштину, столицу Косова, в город-призрак», — именно после бомбежки, как упрямо сообщали с места событий корреспонденты: это еще один факт, не упомянутый в докладе, хотя через много страниц в нем появляется информация о том, что жители Приштины изгонялись из города с первого апреля (по другим сообщениям — с четвертого). Аналогичная судьба постигла и Печ, но тоже только после бомбардировок (в докладе это также опущено). Сообщается, что «после воздушных ударов НАТО» начались и другие бесчинства. В докладе приводятся оценки Верховного комиссариата по делам беженцев, согласно которым «после того, как 19 марта 1999 года Косово покинули» наблюдатели ОБСЕ, из него «бежали 700 000 косоваров»; на самом деле, по данным ВКДБ, это началось с 27 марта. Сообщается и о многих других жестокостях, последовавших за натовскими бомбардировками.

Хотя хронология, указанная в докладе, начинается с 19 марта, в нем сообщается о том, что «обширная мобилизация сербских сил национальной безопасности, превышающих силы, которые были развернуты ранее, велась за несколько дней до отзыва наблюдателей КНМ, состоявшегося 19 марта», «вслед за неудачей парижских переговоров и в предчувствии воздушных ударов НАТО». Это звучит очень правдоподобно, даже несмотря на отсутствие доказательств. Кроме того, «ситуация, которая в гуманитарном смысле несколько поправилась в феврале, к середине марта опять значительно ухудшилась». И этот вывод правдоподобен, особенно ввиду того, что он согласуется и с другими сообщениями, в частности, Марка Уэллера, удачно назначенного юрисконсультом косовской (албанской) делегации на конференции в Рамбуйе, который пишет, что после отзыва КНМ, «количество переселенцев за несколько дней возросло до более чем 200 000 человек»; это две трети от численности беженцев Колумбии за тот же год⁹. Госдепартамент предоставляет данные только за конец марта, не считая упоминаний об убийстве одного человека 18 марта и нападениях на три города, произошедших 20 марта — «под предлогом того, что здесь были совершены атаки OAK на полицейские участки», — пример того самого «терроризма», который годом ранее резко осудили США. Двадцатого марта, после отзыва наблюдателей, сербские силы «начали серьезную операцию против сил OAK», а 23 марта они «выбрали» Приштину, Печ и другие города для «этнических чисток», которые и провели после бомбардировок.

Допустив, что в данном докладе нет ни одной неточности, мы придем к выводу, что Милошевич (еще раз) показал себя как главный военный преступник. Но и преступления Клинтона, Блэра и иже с ними вновь налицо.

Вторым основным источником информации об этом периоде является обвинительный акт, предъявленный Милошевичу и его приспешникам Гаагским международным трибуналом по военным преступлениям в Югославии¹⁰. Вынесение обвинительного заключения сербскому лидеру было гарантировано на сто процентов, но на самом деле оно изрядно запоздало. И его содержание сильно ограничено — лишь узкими рамками косовских событий 1999 года. Согласно представителям суда, НАТО, «открыв [прокурору Луиз] Арбор доступ к разведывательной и иной информации, в котором ей долго отказывали западные правительства, тем самым способствовало чрезвычайно скорому вынесению обвинительного заключения». Если быть более точными, то, как мы можем догадаться, именно США снабдили госпожу Арбор такой «разведывательной и иной информацией», или, как говорится в другом сообщении того же периода, должно быть, «администрация Клинтона и правительство Великобритании предоставили разведывательную информацию, которая использовалась при формулировке обвинения».