Новый взгляд на историю Русского государства
Шрифт:
— Выдайте мне князя Афанасия и Федора Жревского, и я заключу с вами мир.
— Не выдадим Афанасия, — отвечали новгородцы, — честно умрем все за святую Софию.
— Тогда выдайте мне только Федора Жревского, — прислал сказать снова князь.
И, не желая выдать, выдали его по неволе, уплатили 50 000 гривн серебра и, заключив мир, целовали крест...
Михайло призвал к себе князя Афанасия и новгородских бояр и послал их заложниками в Тверь, а остаток людей их начал продавать, сколько за кого дадут и оружие отнял у всех.
Это было 10 февраля на день святого мученика Харлампия. Потом послал князь Михайло в Новгород своих наместников, а посадничество дал Семену Климовичу».
Точное указание дня недели — суббота 15 марта — не оставляет сомнений в подлинности этой записи, и вопрос может быть только о локализации «Низовской земли», которую привел с собой князь Михайло, придя «из ордена в Русь» и о том, за что был выдан Федор Жревский.
Я оставляю это нерешенным.
Особенно много говорится в Новгородской летописи об ордене-орде и Татрах-Татарах между 1325 и 1328 годами.
Мы видим там, что властелин орды везде в Новгородской летописи называется «царем», т. е. цезарем, а не «ханом». И, кроме того, если «орда» была за Волгой, и татарская, то какой же там мог пребывать православный митрополит, ставящий епископов на Москву? Другое дело если митрополит был в Царь-Граде, а орден в Татрах = Татарах в Венгрии или прямо в существующем и до сих пор городе Сарае на полпути между Андрианополем и Царь-Градом, в 105 километрах от последнего. Так и под 1328 годом мы видим:
«Ходил в орду к царю (Московский) великий князь Иван Данилович (Калита) и Константин Михайлович, а новгородцы от себя послали Федора Колесницу. И отпустил их царь, повелев звать к себе княза Александра».
А далее под 1338 годом:
«Князю Александру было пожалование от царя и пришел он из орды (ордена) в свою отчину в Тверь».
Точно также и далее под 1339 годом мы читаем, как «великий князь Московский Иван (Калита) ходил в орду (орден) и царь (т. е. цезарь) прислал за князем Александром и он тоже пошел в орду (орден)».
Однако, несмотря на такое величанье повелителя татровцев цезарем, на Руси в XIV веке, очевидно, было уже сильное раздражение против орденских поборов. Так, в 1382 году нам сообщают уже о враждебных действиях против татровского царя.
«Пришел царь татарский Тектомышь в силе великой на Русскую землю и сильно опустошил ее: взял и пожег Москву, Переяславль, Коломну, Серпухов, Дмитров, Владимир и Юрьев. Князь же великий Московский Дмитрий Иванович не вышел против них, а уехал в Кострому с княгинею и детьми».
Очевидно, он не сочувствовал своим подданным в их возмущении против ордена.
А в 1410 году, по словам той же летописи, «татарове (татровцы) ободрали святые богородицы во Владимире».
Аналогичным образом действовал, по-видимому, и ливонский орден с северо-запада:
«Приехал митрополит Фотий в Литву и Витовт его ограбил», — говорит Новгородская летопись под 1414 годом.
В это время и в Литве, как и в русских княжествах, по-видимому, была сильная борьба [123] между орденским католичеством и русским византийством, так как за пятнадцать лет до ограбления Витовтом московского митрополита мы читаем в той же летописи об обращении Витовта в католичество после неудачной битвы с татарской ордою (татрским орденом).
123
Отмечу, что лишь с 1386 года после брака литовского принца Ягайла с польской королевой Ядвигой начинается подчинение Польше Литовско-русского государства, владевшего тогда, кроме Полоцкой, Витебской и Смоленской областей, также Волынью, Подолией и Киевской областью, а до тех пор преобладало русское влияние. И великий князь Витовт боролся, говорят, за литовскую народность, но безуспешно, и лишь с 1386 года начинается сплошной поворот населения к католичеству.
«В то же лето (1399) прислал царь (а не хан) татарский Темир Кутлуй (исковерканное иностранное имя) своих послов к князю Литовскому Витовту Кестутьевичу, говоря:
— Выдай мне нашего беглого царя Тактомыша. А что у него есть, то — тебе.
— Я Тактомыша не выдам, — отвечает Витовт, — а с царем хочу повидаться.
И он пошел на (татрского) царя Темир Кутлуя со своими князьями и со всею литовской силою и стал у реки Ворысколы в Татарской земле».
Река Ворыскола считается за Ворсклу — приток Днепра, где Полтава. Значит, «Татарская земля» приходится здесь на Полтавскую губернию, много западнее воображаемого Заволжья. Затем автор продолжает:
«Царь (а не хан!), услышав о приходе князя Витовта, еще раз послал к нему послов с последней речью:
— Зачем ты пришел с нами биться и не выдал нашего беглого царя? Мы не заняли твоей земли, ни городов, ни сел. Всем нам один бог и правда».
Но Витовт не отступил.
Тогда «сошлись обе рати и, — продолжает автор, — была великая сеча, какой не бывало с татаровами у литовской земли, и за грехи случилось тут горе великое литовским детям. В бою убили великого князя Андрея Ольгердовича и всех князей именитых семьдесят четыре, а воевод из Литвы пало костьми такое множество, что только один бог знает. Причем один раз одержит верх тот над этим, а другой раз этот над тем. Дела племен Дештских стали ухудшаться и расстраиваться и, вследствие малочисленности убежищ и крепостей, подверглись разъединению и розни, тем более, что на них нападали два льва и налегали две беды.
Большая толпа их ушла с Тимуром, которому она стала подвластной и у которого находилась в плену. От них отделилась часть, которая не поддается ни счету, ни счислению и не может быть определена ни палатой, ни списком; она ушла к Румийцам (балканцам) и к Русским по своей злополучной участи и превратной судьбе очутилась между христианами многобожниками и мусульманами пленниками. Имя этому отряду Кара-богдан (во множественном числе Караим-Богданы). По этим причинам обитатели Дешта, жившие ранее в довольстве, дошли до оскудения и разорения, до разъединения и безлюдства, до нищеты и совершенного извращения.
Они дошли до того, что если бы кто поехал теперь по Дешту без вожака и руководителя, то вследствие опустошения непременно погиб бы при переездах. Летом ветры сдувают там пески и скрывают дорогу путнику, а зимою снег покрывает страну, так что вся земля Дешта пустынна и жилища его безлюдны, привалы и водопои покинуты, а пути его, по всему вероятию, губительны и недоступны. Пятнадцатое сражение было не в пользу Идику: он был разбит, обращен в бегство и погрузился он и около 500 человек из его приближенных в море песчаное, которого никто не знает.