«Новый завет»
Шрифт:
Берёт кусок хлеба и… подаёт его Иуде!
Все апостолы были тупыми до безобразия, они так и не поняли, кого их учитель имел в виду.
«И после сего куска вошёл в него сатана».
О чём это говорит?
О том, что Иуда — жертва манипуляций. Не было у него никаких замыслов. С куском хлеба в него вошёл сатана.
И что? Иисус изгнал беса? Нет, он и не собирался этого делать. Он сказал Иуде: что делаешь, делай скорее. Вот так.
«Но никто из возлежавших не понял, к чему
О сообразительности апостолов можно поэмы писать.
— Не в амперах ли измеряется сила тока?
— Конечно, в амперах.
Помните этот анекдот? Так вот, апостолы даже до такого уровня не дотягивают.
Вернёмся к Иуде.
«Он, приняв кусок, тотчас вышел; а была ночь».
Была ночь, а ученики Христа подумали, что Иуда пошёл в магазин за пельменями, или милостыню подавать. Самое время.
О том, что Христос обещал им указать куском хлеба на предателя, они и думать забыли.
Их может извинить только одно — они были пьяны в стельку. Тогда всё понятно.
Иисус произнёс ещё один спич.
— Ребята! Мне скоро уходить. И вам я говорю так же, как говорил иудеям: куда я пойду, туда вы пойти не сможете.
— А куда ты собираешься идти? — спросил Пётр.
В самом деле, тут было так хорошо, а он куда-то собрался.
— Куда я пойду, ты не сможешь идти, сколько раз повторять?
— Никогда-никогда?
— Нет, сможешь, конечно, но потом. Но, не это главное. Главное в том, чтобы вы любили друг друга так, как я вас любил. Понимаете? По этой любви люди узнают вас — моих учеников.
Не надо смущаться, верьте в меня и в бога. В его доме комнат хватает. А если бы их не хватило, то я бы приготовил каждому из вас по квартирке. А потом вернулся бы за вами, хотя вы и без меня дорогу знаете.
— Мы не знаем, куда ты собрался, и пути туда не знаем, — прорезался Фома.
— А я и есть дорога. К богу только через меня можно пройти. Вы знаете меня, а значит — знаете бога.
— Ты нам просто бога покажи, и этого хватит.
— Фома, ты меня видел — и этого достаточно. Зачем тебе что-то ещё? Я ухожу к папе, а он даст вам другого утешителя — дух истины.
Так и получилась христианская троица. Ох уж этот «Иоанн»! Ни Матфей, ни Марк, ни Лука — не додумались до этого.
Вы помните оперу «Иван Сусанин»? Или она называлась «Жизнь за царя»? Очень патриотично, но абсолютно недостоверно. На то она и опера. То же можно сказать о сцене ареста Иисуса по «Иоанну».
После вечери он произносит пространный и запутанный монолог, настолько пространный и настолько запутанный, что ученики вообще перестают понимать своего учителя.
Потом он ведёт их к Кедронскому потоку, где произносит ещё более пространный и ещё более запутанный монолог, если это вообще возможно.
И вот, собственно арест.
«И после сих слов Иисус возвел свои очи на небо и сказал: Отче! Пришел час, прославь Сына Своего! Да и Сын Твой прославит Тебя!»
Так вот, зачем вся каша заваривалась. Никаких спасений и прощений грехов. Слава! Слава, и ещё раз Слава!
«И ныне прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого!..»
Бурные и продолжительные аплодисменты. Но рукоплескали не все.
«Иуда, взяв отряд воинов и служителей, приходит туда с фонарями, светильниками и оружием».
Этот Иуда, он неплохо подготовился.
Иисус вышел им навстречу и спросил: кого ищете, ребята? Ребята отвечали: Иисуса Назорея. Ты не видел его случайно?
Назорей скромно потупил очи и сказал: это я.
«И когда сказал им: это Я, отступили назад и пали на землю».
Испугались, понятное дело.
Но, не таковы апостолы! Вот Пётр, например, схватил меч и отрубил кому-то ухо. Кому-то, кого звали Малх. Лежачих, правда, не бьют, но из правил бывают исключения. Пётр, он вообще по исключениям мастак.
На этот раз никто никому ухо не приклеивал, а напуганная лежащая толпа просто связала Христа, и поволокла его к дому первосвященника. Нет, сначала она поволокла его к дому Анны, который Каиафе доводился зятем.
Пётр вложил меч в ножны, взял ещё одного апостола (анонима) и пошёл вместе с толпой. И никто его не узнал в доме Анны! И в доме Каиафы его не узнали. А ведь он единственный, кто отличился при аресте.
Я заметил, что все библейские персонажи страдают странной потерей памяти — от Яхве до Марии Магдалены. Человек размахивал мечом на глазах у всей толпы, а потом спокойно идёт с этой толпой, и никто не узнаёт его!
Нет, одна женщина, «раба придверница», попыталась что-то вспомнить. Что-то шевельнулось в её рабско-придверном мозгу. И она решила развеять свои сомнения, прямо спросила Петра, не апостол ли он.
Пётр её сомнения развеял: нет, что вы, уважаемая рабыня, как можно!
«Между тем рабы и служители, разведя огонь, потому что было холодно, стояли и грелись».
Вот так. Холодина была ужасная. Апостолы дрыхли в саду — им было нормально. Какой-то парнишка при аресте вырвался из одеяла, и убежал в голом виде. Всё это было только что, несколько минут назад. И вот — холод.
Представляете? В апреле стоял такой холод, что пришлось костры разводить. Вот в январе, когда Иоанн купал народ в Иордане, было нормально. В том же январе, когда Иисус сорок дней в пустыне жил, было тоже ничего.
В декабре, когда Иосиф ночевал с новорождённым Иисусом в сарае, холод не был столь пронизывающим. Даже пастухи свои отары сторожили на пастбищах. А тут на тебе — мороз.
Они стояли и грелись. И Пётр грелся. А между тем, начался допрос.
«Первосвященник же спросил Иисуса об учениках и об учении Его».