Ной и его сыновья

Абрамов Александр Иванович

— Не могу больше. Тяжело.

— Потерпи. Чуть-чуть осталось.

— Не могу-у! — провыл Смотритель и отпустил свой край.

Иафету ничего не оставалось сделать, как отпустить и свой тоже.

Машина плюхнулась в грязь и, радостно булькая, затонула в ней до половины.

— Что ты наделал, — заорал Иафет, — мы ж ее отсюда не вытащим!

— Давай попробуем.

Смотритель сделал честную попытку потянуть агрегат на себя, но тот плотно сидел в грунте и не поддавался.

— Все! Мы потеряли ее, — с неподдельным трагизмом в голосе произнес Иафет. —

Ты что, не мог дотерпеть? Осталось всего десять шагов…

Трагизм объясним: машина для семьи была великим подспорьем в их трудолюбивой жизни.

— Она выскользнула… — попытался оправдаться внутренне обрадованный Смотритель.

— Выскользнула… — передразнил его Иафет. — Слабак!

Развернулся и почавкал в сторону дома за новой порцией вещей, которые — Смотритель знал — уж точно не смогут навредить Истории.

В колышущемся полумраке помещения, которое Смотритель вольно определил бы как кают-компанию, освещенном парой масляных ламп, среди вповалку брошенных вещей молча сидели восемь человек. Девятый, Ной, стоял и молча на них смотрел.

— Можно начинать привыкать к новому жилью, — мрачно пошутил он, — я уже начал.

— Получается? — так же мрачно спросил Иафет.

— Плоховато, — вздохнул Ной. — Но, надеюсь, мы здесь ненадолго. Должен же этот всемирный потоп когда-нибудь кончиться?

Вот и название определено. Пока — со строчных букв. Но на то он и Миф, чтобы все в нем с прописных звучало.

— Кончится, — подал голос Смотритель.

— А мы доживем? — опять мрачно, но все же пошутил Ной.

— Мы-то доживем, — вздохнул Смотритель.

Полагал, что сейчас последует вопрос: «Кто не доживет?», но не дождался. Молчали все, со страхом ощущая невиданное: корабль ощутимо раскачивало. Он по-прежнему стоял в яме, разве что вода подняла его… ну, может, на метр, вряд ли пока выше… но держался-то он уже не на скальной породе, а на водной подушке.

— Нас поднимает. — Ной тоже понял, что произошло. — Эдак мы рядом с домом стоять будем.

— Будем, — подтвердил Смотритель. — И дальше, дальше, дальше…

8

Дождь не усиливался: некуда было, таких дождей Смотритель…

(он бывал в разных, скажем так, периодах времени Земли, в тех периодах, когда еще не знали слова «экология», и в тех, когда только о ней и пеклись)…

не видел за всю свою хитрую жизнь. Собственно, термин «потоп»…

(поклон Мифу)…

был снайперски точен: дождь не шел, а висел, беспросветно плотно закрыв серой пеленой окружающую действительность.

Ни Ной, ни его сыновья, ни их жены не проявляли никакого желания оценить обстановку за бортом собственными глазами, наоборот — прятали их, отворачиваясь: к льющейся с неба воде не привыкли, не успели, да и не желали привыкать, дождь им казался чем-то противоестественным, свыше посланным…

(а так оно и было, если верить Мифу)…

как наказание за… а за что? а за все. Они потом, когда придут в себя, подумают, за что им такое выпало, а пока… Пока лишь Смотритель, наиболее лояльно, выражаясь высокопарно, относящийся к новому для местных реалий атмосферному явлению, в одиночку выбирался несколько раз наружу, чтобы воочию увидеть, что сталось с миром.

Что с миром — видно не было: стена дождя (потопа!) загораживала мир. Но дом Ноя покосился: фундамент не выдержал. Двор превратился в болото. Возможный для Истории компромат — паровая машина, удачно оброненная накануне, — сгинул бесследно. Деревья тоже отказались стоять вертикально в том киселе, который остался от некогда твердой земли.

Известие о кончине дома, принесенное насквозь промокшим Смотрителем, повергло семейство в траур, будто умер кто-то из ближайших родственников. Впрочем, вполне объяснимая реакция… Презрев страх перед «водой с неба», все по очереди выбирались на свет, чтобы печально посмотреть на покосившееся строение с одной обвалившейся стеной.

— Теперь нам некуда возвращаться… — тихо промолвил Ной, когда все вновь собрались в кают-компании, а точнее, в длинном низеньком одноэтажном доме, выстроенном на палубе и разделенном на большие и малые отсеки.

Он (вдруг!) постарел, как-то сразу, сидел на ящике у стены, согнулся, умостил голову на кулаки, сложенные на коленях.

— И не пришлось бы… — так же тихо сказал Смотритель.

— Что ты имеешь в виду?

— Жизнь семьи в том доме окончена. Время вышло.

— Так, значит, мы зря надеемся на возвращение?

— Зря.

— А почему ты раньше не сказал?

— А что бы это изменило? — Смотритель произнес ЭТО неожиданно громко.

Получилось вызывающе.

Ной, в принципе не склонный к разжиганию скандалов, сейчас особо терпеливо отнесся к резкой реплике Гая — он понимал, что в таких стесненных обстоятельствах лишние обиды и ссоры ни к чему.

— Ты прав, Гай, ничего бы не изменило, но знать-то все же хотелось… Тем более что ты — знал.

— Узнал, — поправил Смотритель. — Только сейчас узнал. — Он костерил себя за выпущенные из-под контроля эмоции. — Понимаешь, Ной, Время открывается мне не тогда, когда я прошу, а когда оно само захочет. Я же не пророк, не Оракул. Я всего лишь — Хранитель… Прости за резкость. Вырвалось.

— Понимаю, Гай. Нам всем сейчас непросто.

— И так еще будет до-о-олго… — Смотритель помолчал, добавил: — Сказал все, что знаю.

Ной кивнул, поднялся во весь рост, и как только что внезапно и сразу постарел, так внезапно и сразу принял привычный облик сильного и, главное, уверенного в собственных силах человека.

— Я бы хотел призвать всех к сдержанности и благоразумию, — изрек (именно так) он громко и не без приказных интонаций. — Мы не знаем, сколько именно нам жить в Ковчеге…

(и опять нежданно, но ко времени выпало на свет нужное словечко — из Мифа)…

вот так жить — тесно, бок о бок, но Хранитель уверен, что долго. Поэтому мы не имеем права ругаться, ссориться, скандалить, таить обиды. Мы теперь друг друга должны беречь… еще больше, чем раньше.