Ноздря в ноздрю
Шрифт:
По вторникам и пятницам приходила мой бухгалтер, Энид (она работала неполную неделю), и сверяла заказы с накладными и квитанциями о доставке. По накладным выписывались чеки, выручка от продаж подсчитывалась и отправлялась в банк, выплачивалось жалованье, покрывались другие расходы. Система эта не включала элементы высоких технологий, но функционировала как часы, и мы крайне редко оставались без салфеток или каких-то других мелочей, а после первого года работы ресторана выручка всегда превышала производственные расходы, включая жалованье сотрудникам и все остальное, так как работали
Я сел за стол, сдвинул бумаги, чтобы освободить середину. Я продумывал новые блюда, поэтому на столе лежала груда моих записей и рецептов. По большей части меню у нас день ото дня не менялось: постоянным посетителям не нравилось, если они, придя в ресторан, обнаруживали отсутствие их любимого блюда, но обычно мы добавляли что-нибудь новенькое, от шеф-повара. Я не хотел, чтобы официанты громко объявляли это блюдо, как частенько бывает в американских ресторанах, поэтому каждый день печаталось новое меню, в котором блюдо от шеф-повара выделялось более крупным шрифтом.
Сунув руку в карман, я достал визитную карточку Анджелы Милн.
Она сняла трубку на первом гудке.
— Анджела Милн.
— Привет, Анджела. Это Макс Мортон.
— Я как раз собиралась вам звонить.
— Кто умер? — спросил я.
— От отравления? — спросила она. Мне очень хотелось, чтобы она обошлась без этого термина.
— Разумеется.
— Судя по всему, смерть, о которой идет речь, никак не связана с пятничным обедом на ипподроме.
— Объясните, — попросил я.
— Как вы понимаете, сейчас везде царит хаос из-за этого субботнего взрыва. Ужасно, не так ли? Я понимаю, что управление местного коронера [10] завалено работой. Требуется столько заключений о смерти. В больницу пригнали рефрижератор, который используется сейчас как временный морг.
Слышать об этом мне совершенно не хотелось.
— А что вы можете сказать о смерти человека в ночь с пятницы на субботу?
10
Коронер — должностное лицо при органах местного самоуправления графства или города. Разбирает дела о насильственной или внезапной смерти при сомнительных обстоятельствах.
— Вроде бы он умер от естественных причин, а не от пищевого отравления.
— Что это значит? — В моем голосе проскользнули нотки раздражения. Думал я об опечатанной кухне моего ресторана.
— В ночь с пятницы на субботу пациент пришел в больницу с жалобами на боль в животе, тошноту и сильную рвоту, что указывало на отравление. — Она помолчала. — Пришел сам, один, одновременно с несколькими другими пациентами, которых привезла «Скорая». Учитывая схожесть симптомов, врачи решили, что имеют дело с одной и той же проблемой. Пациент умер в субботу, в половине восьмого утра, и дежурный, молодой врач, позвонил в Лондон, в Управление контроля пищевой продукции, а очень уж активный мелкий клерк, дежуривший на круглосуточном телефоне, распорядился опечатать вашу кухню. — Она вновь замолчала.
— Да, да, продолжайте, — не выдержал я.
— Не уверена, что должна вам все это говорить.
— Почему нет? Закрыта-то моя кухня.
— Да, я знаю. Сожалею об этом.
— Так от чего он умер?
— Заключения о причинах смерти еще нет, но, судя по всему, умер он от прободения кишечника.
— И что это такое? — спросил я.
— В кишке появляется дыра, и содержимое кишечника поступает в брюшную полость. Возникает перитонит, от которого, если быстро не принять необходимых мер, наступает смерть.
— Так этот человек умер от перитонита?
— Я не знаю. Как я и сказала, заключение о смерти еще не готово. Но родственники говорят, что у него была болезнь Крона, то есть воспаление кишечника, и он несколько дней жаловался на боли в животе. Болезнь Крона может вести к непроходимости кишечника, а потом к прободению.
— Почему он не обратился к врачам раньше, до ночи с пятницы на субботу? — спросил я.
— Не знаю, но, похоже, он часто жаловался на боли в животе. И я сомневаюсь, чтобы он пошел на тот званый обед на ипподроме, если боли настолько усилились, что ему потребовалась врачебная помощь.
— Значит, к моей кухне претензий нет? — спросил я.
— Я этого сказать не могу. Случаи пищевого отравления налицо, пусть даже эта смерть не связана с ними.
— Но еда не готовилась на моей кухне, а продукты не находились здесь ни минуты.
— Да, я знаю.
— Тогда, пожалуйста, пришлите кого-нибудь, чтобы они сняли замки.
— Сначала на кухне должен побывать инспектор.
— Отлично. На этой кухне можно есть на полу, такая она чистая. Пришлите ваших инспекторов сегодня, чтобы я мог начать работу. Мне не хочется даже думать о том, какой ущерб для репутации ресторана нанесли расклеенные вокруг плакаты «ЗАКРЫТО НА ОБЕЗЗАРАЖИВАНИЕ».
— Я постараюсь что-нибудь сделать.
— Хорошо. Иначе мне придется предъявлять претензии к врачу, который не может отличить пищевое отравление от перитонита.
— Я думаю, такие претензии уже предъявлены семьей покойного.
Я в этом не сомневался.
— После инспекции вопрос будет закрыт?
— Не совсем. С моей точки зрения, как представителя департамента охраны здоровья и окружающей среды Кембриджшира, у меня не будет возражений против открытия вашей кухни, если инспекция не выявит никаких нарушений. Но расследование о причинах массового отравления в пятницу, в результате которого люди попали в больницу, будет продолжаться.
— Но кухни, где я готовил в пятницу, и остатков еды нет. Как же вы будете проводить расследование? — спросил я. Решил не говорить ей, что только двое из моих сотрудников не пострадали после пятничного обеда, и только потому, что ели вегетарианскую пищу. Не то чтобы я хотел мешать расследованию. Просто предпочел бы, чтобы оно не начиналось.
— У поступивших в больницу взяли образцы рвотных масс и кала. Анализы покажут, чем вызвано отравление.
«До чего интересная работа, — подумал я, — копаться в блевотине и поносе. Хорошо хоть, что это делает кто-то другой, а не я».