Нож Равальяка
Шрифт:
Глава 7
Необычное судилище
Но, как видно, небеса не желали, чтобы Губерт де Курси увиделся с королевой. Как только он вошел в Лувр, то уже на лестнице услышал, как гневается в своих покоях Ее Величество. Давно она так не бесновалась. С тех самых пор, как король Генрих присоединился к своим предшественникам в склепе аббатства Сен-Дени, никто не слышал таких ужасающих раскатов ее негодующего голоса. Стекла в окнах дрожали, а в большом дворе солдаты и посетители застыли неподвижно, глядя вверх на балкон, так что
Взбежав по Малой лестнице, которая вела в покои королевы, с живостью молодого человека, барон очутился в приемной, где, кроме швейцарцев, стоявших на карауле, находился только господин де Шатовье, придворный кавалер Ее Величества. Нахмурив брови, он, как и все остальные, внимательно прислушивался к происходящему за дверью, пытаясь понять смесь французского с итальянским, на какой говорила Мария де Медичи, находясь в пылу гнева.
И все-таки он приветливо улыбнулся, увидев входящего — с бароном они были давние знакомые.
— Подумать только! Де Курси! Зачем пожаловал? Надеюсь, ты не собираешься испрашивать аудиенции?
— Именно это я и собираюсь сделать, мой дорогой, вот только почему-то мне кажется, что время я выбрал не слишком удачно.
— Мягко сказано! Прислушайся-ка лучше!
— Прислушаться? Да тут и прислушиваться не надо! А кто стал причиной этой грозы?
— Д'Эпернон! Он у нее с четверть часа, но вот уже минут десять как она кричит во весь голос.
— И по какому поводу?
— Да кто же знает! Лучше сам послушай. Ты должен понять, у тебя как-никак невестка из Флоренции.
— С нами она говорит только по-французски... А у меня, сказать по чести, никогда не было способности к языкам...
В эту минуту дверь королевских покоев распахнулась, и из нее вышла мадам де Гершевиль, поспешившая тут же закрыть за собой дверь. Она направилась к табурету, опустилась на него и принялась обмахиваться носовым платком. Де Шатовье подошел к ней.
— Чем сумел господин д'Эпернон так прогневать королеву?
— Она прогневалась не на д'Эпернона, а на те новости, с которыми он явился. Королева Маргарита вчера вечером пригласила к себе герцога вместе с мадемуазель дю Тийе и мадам де Верней. Всем троим, загородив их занавесом, она дала возможность выслушать обвинения некой д'Эскоман, которую до сих пор держали под замком. Эта женщина обвиняла всех троих в том, что они вместе с испанцами готовили покушение на жизнь короля и направляли руку преступного убийцы.
— Боже мой! — воскликнул де Шатовье. — Но это же ужасно! И что же дальше?
— Эта женщина была вновь арестована и отправлена в Консьержери. Арестовал ее президент Жонен, он тоже слушал ее обвинения, но стоя за другим занавесом, и поспешил наложить на нее руку, чтобы вырвать из когтей д'Эпернона, который собирался ее просто-напросто задушить. Жонен спросил у арестованной, есть ли у нее доказательства, и она ответила, что есть. А когда он захотел узнать, что толкает ее на разоблачения, которые чреваты для нее только страданиями и муками, она ответила, что хочет успокоить свою совесть.
— Теперь гнев Ее Величества понятен. Полагаю, д'Эпернон проведет эту ночь в Бастилии? — предположил старый аристократ с ноткой надежды в голосе.
— И не надейтесь! Гнев королевы направлен на разоблачительницу, потому что герцог сообщил ей, что та бросила тень подозрения и на Ее Величество тоже.
— В таком случае ее гнев еще более понятен, — вздохнул барон Губерт. — В народе давно уже шепчутся, что убийство, последовавшее сразу за коронацией, явно связано с ее именем.
Статс-дама, не заметившая присутствия барона, удивленно обернулась к нему:
— И вы здесь, барон? Вы, наверное, сопровождаете свою невестку Лоренцу?
— Нет. Она все еще плохо себя чувствует, и я посоветовал ей...
— Остаться дома? Как вы меня порадовали! Постарайтесь, чтобы она пробыла дома как можно дольше. Женщина-разоблачительница знала и мадам Лоренцу, они встречались в то время, когда обе жили в доме госпожи де Верней, так что вашу невестку могут вызвать как свидетельницу. Суда теперь не миновать. И вы можете себе представить, какое впечатление это разбирательство произведет на народ!
— Меня удивляет, что будет суд. Куда дальновиднее было бы заставить ее замолчать, когда она еще сидела в тюрьме. Средств для этого, думаю, было немало.
— Но с той минуты, когда обвинение выслушал представитель магистрата, это стало невозможно.
— Согласитесь, что присутствие на этом разоблачении представителя магистрата тоже удивительно! — подчеркнул барон де Курси. — Разве королева Марго не могла ограничиться приглашением только троих гостей? То, что она, не колеблясь, пригласила Жонена, означает, что она испытывает определенное доверие к словам этой женщины... А женщина эта, нужно признать, обладает немалым мужеством.
— Совершенно с вами согласна. Возвращайтесь скорее домой, барон! Похоже, буря успокоилась. Я думаю, что Галигаи окоротила бушующие волны.В самом деле, истошные вопли стихли, и мадам де Гершевиль поднялась с табурета, собираясь вернуться в покои королевы. Барон удержал ее.
— Прошу вас, уделите мне еще одну минуту! Я, знаете ли, хотел бы подать жалобу!
— Жалобу?
— Да. И еще я хотел бы узнать, как поступили с моим сыном.
— Вы же получили ответ: он находится в тюрьме в Брюсселе.
— Ответ-то я получил! Но в Брюссельской тюрьме его больше нет. Туда явился французский офицер в сопровождении небольшого отряда и с письмом, собственноручно написанным регентшей. От имени Ее Величества он потребовал выдать ему узников, поскольку королева сама желает их наказать.
— Наказать? Но они ничего не сделали, кроме как исполняли полученный приказ!
— Данный покойным королем. Но это еще не все: отрядом якобы командовал господин де Витри.
— Но господин де Витри не отлучался отсюда ни на шаг.