Ну и дела!
Шрифт:
Все это была сплошная ретроспекция, а меня интересовал сегодняшний день.
А сегодня была середина четверга, и флажок на моих часах уже колебался, хотя и не повис еще в отчаянном цейтноте. Но действовать нужно было энергично.
Самые информированные люди на свете вовсе не обладатели почетных красных пиджаков из интеллектуального казино «Что? Где? Когда?», как считают некоторые наивные телезрители, а старички и старушки, сидящие целыми днями у подъездов наших домов.
Они знают все то, что знают телевизионные интеллектуалы, и все то, чего те не знают: тайные пружины
В расчете на последнее обстоятельство я и направилась вдоль саперовского дома к лавочке у подъезда, в котором находилась его пустующая квартира.
На лавочке величественно восседал царственной осанки мужчина неопределенного пенсионного возраста и с видом полного равнодушия следил за моими действиями, для него, конечно же, непонятными.
Подойдя к подъезду, я достала записную книжку, которая, собственно, была девственно чиста и только что куплена мною в газетном киоске, — я никогда ничего не записываю: ни телефонов, ни адресов, ни каких-либо фактов, чтобы навсегда избавить себя от всяких неожиданных проблем, связанных с утерей или кражей записной книжки.
Старательно продемонстрировав, что сверяю адрес со своими записями, я минуты две поизучала список жильцов на дверях подъезда. Фамилии «Сапелкин» я в списке не нашла, что меня не особенно удивило, так как список был ровесником самого дома. Затем прикурила сигарету и уселась рядом со старичком.
— А что, отец, — начала я, сама несколько поражаясь своему подсознательному высокомерию, — богатые люди в вашем доме есть?
Старичок не удостоил меня взглядом, но покосился на кучку иномарок, сгрудившихся на обнесенной сеткой автостоянке посреди двора.
Склероз, слава Богу, уже произвел неизбежную ампутацию его памяти, и он не уловил признаков классического начала в моем вопросе.
«Кому и ларечник — богач», — ответила я сама себе, чтобы избавиться от навязчивых литературных аллюзий.
Помолчали.
Он явно ждал продолжения, и я не стала затягивать паузу.
— Извини, отец, не представилась. Лариса Крейслер, районный налоговый инспектор, — как можно жестче произнесла я, мимоходом посожалев, что жара не позволила мне вырядиться в кожаную куртку. Я встала и резко протянула ему руку.
Он вынужден был ее пожать, хотя сделал это, все еще не глядя на меня и в явной растерянности соображая, откликаться на контакт или нет. Не дожидаясь его непредсказуемого решения, я продолжила вторжение в его сознание.
— Знаю, не любит нас народ. Но кому-то надо и дерьмо вывозить. У вас-то, надеюсь, с уплатой налогов все в порядке?
— Пенсия не облагается, — пискнул он наконец высоким, хорошо поставленным, хотя и по-старчески вибрирующим голосом.
«Да ты, отец, когда-то был оратором», — отметила я про себя, демонстративно записывая номера иномарок в свой блокнотик.
— Зато сверхприбыль облагается, — буркнула я ему в ответ и выразительно кивнула в сторону подъезда. Что я имела в виду, известно было, наверное, только Господу Богу.
Однако старичок прекрасно меня понял.
— Вот к нему и подымись. И спроси, на какую-такую зарплату он себе целый этаж отгрохал…
Через двадцать минут я сунула в карман исписанный совершенно ненужными мне подробностями жизни не только наглого владельца третьего этажа, но и состоятельных обитателей квартир на восьмом, шестом (!) и втором и прервала разошедшегося старичка-обличителя возгласом: «На сегодня хватит. Вызываю опергруппу».
Решительным шагом я отправилась за мифической опергруппой, сопровождаемая выкриками скрипучего тенорка:
— А Уваров из второго подъезда у себя вместо пола аквариум сделал. Говорят, ему этот аквариум дороже самой квартиры встал. Воды напустил, зверья всякого морского насажал. Теперь ходят, а у них под ногами крабы ползают да пираньи какие-то. Тьфу ты, прости Господи…
Еще одно правило работы сыщика: выслушивай все, что интересно твоему собеседнику, а не только то, что нужно тебе. Иначе ты ничего не услышишь.
Среди кучи доносов об уровне расходов своих соседей обладатель старческого тенорка поведал мне, что Димка с шестого этажа тоже деньги тратит не считая.
«И баба у него такая же, и дочь тоже деньгами развратили: в школу на такси ездит, а однажды ее домой рейсовый автобус привез. Прямо к подъезду, вместе с пассажирами. Она водителю его месячную зарплату за проезд кинула. Только они здесь не живут уже, опоздала его за руку ловить. Они теперь по заграницам жить будут. Димка месяц назад и бабу свою, и дочку на какие-то острова увез. Майямские, что ли? А вернулся оттуда один, их там оставил. Сам — квартиру продал, а мебель, там, обстановку баба его еще раньше продала, — и тоже пропал. К ним уехал».
Я не разделяла уверенности моего информатора, что Сапер уехал за границу. Если это так, то Коготь или не знает об этом, или, наоборот, знает, но зачем-то морочит мне голову.
Второй вариант был совершенно необъясним с рациональных оснований, а первый — слишком маловероятен, хотя и имел право на существование.
А что? Может быть, Сапер и вправду «сделал ноги», прихватив у Когтя что-нибудь весьма ценное, а взбешенный Коготь не нашел ничего лучшего, чем поручить его розыски мне? Но зачем тогда вся эта комедия с фотографиями? И явная дезинформация о покупке авиационного завода?
Нет, слишком уж неадекватно в таком случае ведет себя Коготь.
Здесь что-то другое. Но что?
Единственная возможность распутать этот клубок — это понять поведение Когтя.
А имею я такую возможность?
Честно говоря, нет.
Слишком мало информации, чтобы разобраться в ситуации.
«Вот и продолжай ее собирать, пока есть время», — отдала я сама себе приказ, и у меня тут же сложилось решение: поговорить с женой Когтя.
Когда человек страдает от неудовлетворенности своей жизнью, он часто начинает говорить откровенно. А если он еще и пьян, то говорит очень откровенно, совершенно бесстыдно «раздеваясь» перед собеседником.