"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг
Шрифт:
Из 436 учтенных в базе данных лиц, являвшихся в разное время членами КПГ, 21 человек вышел из партии
до отъезда в СССР. Уже в эмиграции до своего ареста партийные ряды покинуло еще 95 человек66. Из них 49
выбыло в первый год после приезда в СССР, т. е. фак
66 Данные неполные, так как в некоторых случаях на основе АСД не удалось установить дату вступления и выхода из КПГ.
25
тически эти люди даже не становились на учет в московском представительстве
большевиков успели стать всего лишь 103 эмигранта из 720. На данном показателе отразилось то, что в
1933-1935 гг., когда в СССР приезжало больше всего немцев-политэмигрантов, прием в ВКП(б) был закрыт
по причине партийной чистки. Таким образом, с учетом людей, принявших советское гражданство и
перешедших в ряды ВКП(б), получается, что около половины коммунистов — выходцев из Германии к
моменту ареста прервали организационную связь с КПГ.
В соответствии с требованиями следователя арестованные признавались на допросах, что, вступая в
германскую компартию, рассчитывали выдать себя за участников революционной борьбы67. Интересно, что
буквально то же самое утверждали высланные из СССР немецкие эмигранты на допросах в гестапо68.
Уникальным был случай Вильгельма Яна — он был членом КПГ с 1932 г., но после прихода Гитлера к
власти вступил в национал-социалистический союз студентов, взял с собой в СССР соответствующее
удостоверение, а по приезде умудрился получить статус политэмигранта.
Те или иные сюжеты истории КПГ, в которых принимали участие арестованные в Москве немецкие
эмигранты, представлены в АСД достаточно подробно. Сами обвиняемые рассматривали свою партийную
работу, в том числе и нелегальную борьбу, в качестве главного доказательства абсурдности выдвинутых
против них обвинений. Напротив, следователь искал здесь «зацепки» для того, чтобы повысить
правдоподобность этих обвинений, привязать к конкретным обстоятельствам стандартные фразы о
шпионаже и контрреволюционной деятельности.
К этим данным, как, впрочем, и к любой иной информации, содержащейся в протоколах допросов и
собственноручных признаниях обвиняемых, следует подходить с известной долей скепсиса и осторожности.
Нелегально перешедший советскую границу в 1927 г. Павел Бахман представил себя жертвой
революционной борьбы, сбежавшей из страны после тюремного заключения. Десять лет спустя, когда
следователь сопоставил очевидные факты, Бахман был вынужден сознаться: «Когда меня задержали при
переходе советско-польской
См. показания Альфонса Дольского (Дальске), нелегально преодолевшего в 1932 г. польско-германскую и советско-польскую
границу.
68
26
границы, я опасался, что меня могут перебросить обратно за границу, если я не укажу о своих
революционных заслугах»69.
Однако такие «упрямые факты», как стычки с полицией или нацистскими штурмовиками, политические
убийства и судебные процессы, пребывание в тюрьме или концлагере, вряд ли можно было выдумать от
начала до конца. Большинство из этих людей не были рядовыми членами партии, «молчащей массой».
Левые радикалы с активной жизненной позицией, они постоянно подвергались репрессиям и в Веймарской
республике и после прихода Гитлера к власти.
Среди жертв большого террора представлен практически весь кадровый состав компартии Германии: от
высших функционеров (Вальтер Диттбендер, Пауль Шербер-Швенк, Фриц Шульте-Швейцер), депутатов
рейхстага и ландтагов (Артур Гольке, Георг Шарш-Каслер, Теодор Бойтлинг, Пауль Франкен), ключевых
работников аппарата ЦК КПГ (Вилли Клейст, Эрна Шефтер, Роберта Гроппер) до рядовых сотрудников
партийного дома на Бюлов-платц — художника-оформителя (Герхард Мозер), шоферов и швейцаров (Курт
Гельвиг и Рихард Ульбрихт), машинисток (Луиза Гадроссек) и даже продавцов книжного магазина, где
продавалась литература КПГ (Ганс Шреп-фер, Лео Розенталь). Около семидесяти имен из нашей базы
данных представлены в биографическом справочнике «Немецкие коммунисты 1918-1945»70.
Нет практически ни одного сюжета из истории коммунистического движения в Германии, который не был
бы отражен в материалах их следственных дел. Самые ранние из этих сюжетов — подпольная деятельность
левого крыла социалистического движения в годы Первой мировой войны, «спартаковское восстание»
января 1919 г. Вот как описывал обстоятельства ареста Карла Либкнехта и Розы Люксембург на квартире
врача Массмана его сын Эрвин, присутствовавший при этом: «Они у нас жили дня 4-6. Почему полиция
узнала, что Либкнехт и Люксембург находятся в квартире моего отца, я не знаю. Арест их был произведен не
полицией, а какой-то белой организацией. Когда у нас в квартире жили Либкнехт и Люксембург, я из
квартиры выходил в магазины за продуктами... Телефона в нашей квартире не было. Меня арестовали утром, после ареста Либкнехта. Арестовали меня вместе с моим отцом».
69 Бахман в 1927 г. находился под следствием несколько месяцев, позже был оставлен в СССР и даже сумел получить в