"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг
Шрифт:
агентуры // Комсомольская правда. 28 июля 1937 г.
15 Петров Н. В., Янсен М, Указ. соч. С. 292.
9
стого соприкосновения с ним16. «В представлении большевиков враги принимают формы социальных и
этнических групп. Но подобные коллективы представляли реальную опасность для советского строя лишь в
тех случаях, когда их существование как бы «"инфицировало" гомогенную социальную среду», — отмечает
немецкий историк Йорг Баберовски17. Виктор Деннингхаус уточняет, что при выдвижении на первый план в
ходе массовых репрессий контакта с заграницей советские власти «полностью игнорировали такой ключевой
элемент большевистской идеологии, как классовый подход»18.
В 1937 г. немцы Поволжья в местах своего компактного проживания не воспринимались как
«инонациональность», но, оказавшись в других регионах, уже подходили под критерий «чужого», «врага»19.
Для иммигрантов решающим оказывалось место рождения, гражданство (неважно, бывшее или настоящее),
сам факт пребывания за рубежом. Поэтому немецкую операцию НКВД не следует понимать как этническую
чистку, в германские шпионы записывали представителей всех национальностей.
Непревзойденным исследованием по данной теме остается статья А. Рогинского и Н. Охотина20. В ней
проанализированы ключевые приказы и инструкции руководства ВКП(б) и карательных органов, приведены
статистические данные о ходе операции, ежедневно
16 В руководящих статьях прессы первой половины 1937 г., появление которых было инициировано самим Сталиным, обильно
приводились примеры советских специалистов, отправленных в заграничную командировку и попавших на удочку ино-
странных разведок. См. например: Уранов С. О некоторых коварных приемах вербовочной работы иностранных разведок //
Правда. 4 мая 1937 г. (Под этим псевдонимом скрывался начальник Разведуправления РККА С. П. Урицкий. См. Лубянка.
Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. 1937-1938. М., 2004. С. 135).
17 Баберовски Й. Красный террор: история сталинизма. С. 185. Автор все же не отказывается от выделения национальной
составляющей государственного террора: «Большевики грезили об этнически гомогенном ландшафте, в котором больше бы не
было места для нелояльных групп населения» (Там же. С. 187).
18 Denninghaus V. Minderheiten in Bedraengnis. Sowietische Politik gegenueber Deutschen, Polen und anderen Diaspora-Nationalitaeten 1917-1938. Muenchen, 2009. S. 574.
19 В достаточно обширной литературе о российских немцах практически не затрагивается проблема большого террора — для
этой этнической группы пик репрессий пришелся не на 1937 г., а на 1941 г. См. Fleischhauer I. Das Dritte Reich und die Deutschen in der Sowjetunion. Stuttgart. 1983; Pinkus В., Fleischhauer I. Die Deutschen in der Sowjetunion. Baden-Baden. 1987. Не выделяется
период 1937-1938 гг. и в документальном сборнике, выпущенном сообществом российских немцев: Немцы Союза СССР. Драма
великих потрясений. 1922-1939. Архивные документы и комментарии. М, 2009.
20 Охотин Н., Рогинский А. Из истории «немецкой операции» НКВД 1937-1938 гг. // Наказанный народ. С. 35-74.
10
стекавшиеся на Лубянку. В то же время авторы подчеркивают, что подобный подход должен быть дополнен
региональными исследованиями, проводимыми на базе местных архивов21. Действительно, сухие цифры и
директивные документы мало что говорят о буднях «чекистской работы», здесь не обойтись без взгляда
снизу, подразумевающего изучение судеб конкретных жертв, попавших в уникальный конвейер смерти.
Тем не менее модный в последнее время «микроисторический» подход не должен выступать в роли
волшебной палочки-выручалочки. Фрагментарность источниковой базы порой приводит к неоправданным
обобщениям, отдельные случаи возводятся в ранг системы. В качестве свежего примера можно привести
абсурдное утверждение английского историка и публициста Д. Рейфилда о том, что «единственным
относительно счастливым народом во время террора оказались немцы» — якобы потому, что Сталин боялся
ответных репрессий Гитлера против коммунистов и поэтому заменял немцам расстрельный приговор на
заключение в лагерь22.
Проведенное исследование не начинает разработку темы «с чистого листа», а встраивается в уже
имеющуюся историографию. Прежде всего следует упомянуть работы, посвященные социальной истории
немецкой политэмиграции в сталинской России. В новаторской для своего времени книге Каролы Тышлер,
опирающейся на материалы бывшего архива Коминтерна, показано, что руководство КПГ всячески
тормозило выезд членов партии в СССР после прихода к власти Гитлера. Такой подход был проекцией
официальной линии советского руководства — «мы не хотим и не допустим массовой иммиграции» из
Германии, указывал заместитель наркома иностранных дел Н. Н. Крестинский в феврале 1934 г.23
Статистические данные о прибывавших из Германии специалистах и политэмигрантах содержатся в
исследовании О. Деля,24 их повседневная жизнь описана в работе С. В. Журавлева, посвященной