Ну точно — это любовь
Шрифт:
— …доказательство. Доказательство того, что мисс Несквит, признающей свою вину в получении работы путем искажения возраста, в действительности… — он сделал паузу, — …семнадцать лет.
— Да ладно! — Джон посмотрел на Джейн. — Ей семнадцать?
— Макияж, — кивнула Брэнди. — Хорошая фигура, высокий рост, резкие черты лица. Она вполне выглядит на двадцать один. Но я слишком стара, чтобы играть ее, черт побери.
— Более того, — продолжил адвокат Блейк, как только взрыв негодования затих, — у нас есть доказательство,
Снова шум с задних рядов, пока один голос не перекрыл остальные:
— Какое доказательство?
— Господи, да это Джим Уотерс. Видишь его? — Джон хлопнул себя по коленям. — Он ближе всех к ней. Иногда задние ряды выгоднее.
— Наше доказательство в надежном месте, — продолжил адвокат Блейк, глядя прямо на Уотерса, единственного репортера в кадре. — Как только известят местную полицию, чем сейчас и занимается мой коллега, свидетельство будет отправлено в полицейскую лабораторию на анализ. На тест ДНК и так далее.
— О чем это он? — спросила Джейн в замешательстве.
— Ну, — начал Джон, и Джейн заметила, что он покраснел, — может, я ошибаюсь, но барышня прихватила сувенир. И вовсе не меню.
Джейн покачала головой:
— Нет, я не понимаю.
Джон посмотрел на Генри, который проявлял повышенный интерес к мыскам своих ботинок.
— Ну, — начал он снова, — если я не ошибаюсь, она прихватила…
— У меня есть презерватив, детка! — прокричала скромница мисс Несквит в микрофон. — У меня есть оба. Ты влип!
— Ох, — сказала Джейн. Адвокат Блейк схватил свою клиентку за плечи и выпихнул в коридор. — Это непристойно.
— Непристойно? — спросил Джон. — А по-моему, это высшая справедливость.
— Ни хрена себе! — Брэнди рухнула Генри на колени. — Пожалуйста, умоляю, Хэнк, можно я ее сыграю? Я люблю эту девочку!
— Давай, — Джон помог Джейн встать, когда камера повернулась к подиуму, пустому подиуму. — Пошли отсюда.
Джейн охотно последовала за ним. Когда Джон закрывал дверь, она оглянулась на Генри и Брэнди, которые были очень странной, но все же трогательной парой.
В коридоре Джон повернулся и положил руки Джейн на плечи.
— С ним покончено, Джейни. Все.
— Да, знаю. Что ты чувствуешь? Он пожал плечами:
— Не пойму толком. Я много лет хотел увидеть его падение. Думал, что почувствую больше, чем сейчас. Да, я рад, но больше всего мне хочется вернуться в наш номер и заняться с тобой любовью. Это можно понять?
— Я могу, — Джейн обняла его за талию, и они пошли по длинному коридору в свою комнату.
Когда они проходили мимо лифтов, двери открылись, и оттуда вышел Холмс. Сказать, что он выглядел обеспокоенным, —
— Диллон, — улыбнулся Джон, — идешь собирать вещички? Или, как крыса, бежишь с тонущего корабля?
— Проваливай к черту, Романовски. И не забудь свою потаскушку.
— Знаешь, Холмс, Джейн чудесная женщина. Милая женщина. И совсем не склонна к насилию. К счастью или к несчастью, это с чьей стороны посмотреть, я склонен.
Джейн не успела заметить движения Джона, а Диллон уже лежал на полу, держась за нос. Кровь лилась по его лицу, на его костюм.
— Ды сдомал бде дос!
Джона снова обнял Джейн за плечи, и они пошли по коридору.
— Знаешь что, солнышко? — произнес он, когда она вставила ключ-карту в дверь.
— Ты рад, что сделал это? — улыбнулась Джейн.
— Еще как. — Улыбка Джона была широкой и почти детской. — Еще как. Для счастья не хватает только одного. Ну-ка быстро скажи, какой антоним у «когда-нибудь»?
Джейн засмеялась — он высоко поднял ее на руки.
— Ну, профессор Романовски, наверное, это «прямо сейчас».
— Ставлю этой девочке «пять»! — Джон вошел в комнату и ногой захлопнул дверь.
Дорогой читатель!
Теперь, когда у Джейн и Джона все устроилось, вы наверняка спросите, что же произошло с Молли? Может, в «Беззаботном детстве» все прекрасно? Может, Молли успешно справилась со всеми неурядицами и отправилась домой, в Вашингтон, чтобы отметить праздники в столице?
Или удачно приземлилась в очередную лужу? Что ж… Может быть.
И вот появляется он…
Впервые мы встречаем Доминика Лонгстрита, когда он врывается в «Беззаботное детство» и ищет, кого бы убить.
А находит нашу неподражаемую Молли Эпплгейт, заведующую детским садом. Но только на два дня, перед Четвертым июля, а потом учреждение закрывается на две недели.
Доминик же думал, что его племянница и племянник — восьмилетний Тони, которого тошнит на качелях, и девятилетняя Лиззи за компьютером, скорее всего, взламывающая Пентагон, — будут в надежных руках на этой и следующей неделе, пока их родители путешествуют по Греции.
Так или иначе, он находит Молли и накидывается на нее, оба ствола на взводе.
Он зол. Он в ярости. Он… Боже, но у этой женщины такие ноги…
— То есть, — говорит Доминик, пытаясь сосредоточиться, — у меня контракт, соглашение, называйте как угодно. Слишком поздно, их уже никуда не пристроишь, и если кто-то не присмотрит за детьми, я буду судиться. Понятно?
— Вы Доминик Лонгстрит, не так ли? — ответила Молли, скрестив свои длинные ноги. Она сидела ч улыбалась Доминику, не сильно расстроившись при мысли, что заведение ее кузины станет объектом судебного разбирательства. — Режиссер с Бродвея? Вы делаете мюзиклы. Я видела «Поздравления» в прошлом году. Просто чудесно.