Нуб детектед
Шрифт:
— Ты давай полегче, — пригрозил воин, досадуя сам на себя, что испугался хвостатого. — А то за борт спланируешь. Не хватало мне еще оскорблений от всяких четырехлапых.
— А как же тебя называть, если ты тупишь? Немедленно спускайте ялик и сажайте туда нас с Нобилисом.
— И что это даст? — иронично, со злинкой в голосе, спросил Ювеналий.
— Нас подберут на сторожевик, я скажу, что мы посланы к Кезону со срочным сообщением и потребую, чтобы нас немедленно к нему доставили. Это, кстати, решает вопрос спланированной миссии, которую вы одобрили на Совете Авгуров. А про тебя скажу — либурна передала нас с рук на руки и возвращается к флоту. Вот и все. А тебе, тупица, лишь бы мечом махать!
— Ты у меня дождешься, предупреждаю в последний раз! — гневно рявкнул Ювеналий.
— Попридержи язык, пока его не подрезали, — посоветовал
Тот что-то недружелюбно уркнул, демонстрируя, насколько его мнение не совпадает с моим.
— А почему ты думаешь, что баркидцы прислушаются к словам какой-то животины? — немного успокаиваясь, провентилировал тему Ювеналий.
— Да потому что я вхожу в личную свиту правителя Баркида, Великого Кезона, и каждая собака на острове это знает, — надменно ответил кот, и Ювеналий в изумлении захлопнул рот. Я вполне понимал его реакцию.
Расчет котяры полностью оправдался. Все прошло как по нотам. Одного он только не предусмотрел — на море сегодня было свежо, и нас вполне могло раз десять перевернуть на шлюпке, поскольку моряк из меня оказался никудышный. Я изо всех сил старался ставить лодку носом к волне, но нас все равно болтало и заливало, как пустую жестянку из-под консервов в луже, по которой проехал грузовик. Кот вцепился когтями в банку и паниковал так, что воплями перекрывал свист ветра. Потом его от этой банки пришлось отдирать вместе со слоем древесины. А когда поднялись на палубу либурны — так же отцеплять от моей груди, по очереди отрывая лапы с растопыренными когтями, намертво заякорившиеся в моей легкой кожаной броне. На сторожевике плыли два Игрока, оба неофиты, девятого и двенадцатого уровней. Персона хвостатого, как тот и предвидел, не вызвала вопросов. Иное дело, моя фигура с символикой Альба Лонга на доспехах. Кот важно заявил, что я его пленник, и, урча и подвывая, яростно вгрызся в положенную перед ним свежую макрель. Натерпелся страху, бедолага, понятное дело. Баркидцы осторожно поинтересовались у него, можно ли им общаться с пленником. Кот, не выпуская из зубов рыбьей головы, сделал вальяжный жест лапой — пожалуйста, на здоровье. Я, кстати, и впрямь чувствовал себя пленником. Уже и не знал, каких сюрпризов дальше ждать от этого клубка шерсти.
На расстеленном покрывале Игроки мгновенно сметали роскошную поляну с выпивкой и закусками, и мы расположились в тени изумрудно-зеленого тента с изображением какой-то злобно сморщившейся гагары. Девятый левел был Навигатором, прилежно осваивал эту науку, а в остальном не рубил ни в зуб ногой. Ко мне оба относились с немалым уважением, я-то к тому моменту уже носил лычки двадцатой ступени. Поинтересовался у двенадцатого, стройного мускулистого шатена, насчет его питомца и получил скорбный кивок в сторону огромной морской черепахи, возлежавшей на корме либурны.
— Вот, удружил сам себе, — вздохнул он.
— По пьяни выбирал, — предположил я и получил утвердительный кивок.
— Ничего не помню, — вздохнул несчастный.
Хотел было рассказать про прикол Фортиса с манулом, но вовремя прикусил язык. И в красках поведал баркидцам о перипетиях своего восхождения по дороге славы: о смерти от зубов смрадной химеры, о новом старте, о битве с шайкой Ульпия в лесной чаще, где я снес Игрока, вдвое превышавшего меня по опыту, а также подробно описал морское сражение и наш авантюрный рейд во владения баркидского флота. Игроки уважительно крутили головами и радушно подливали вина. Было видно, как блестят их глаза в предвкушении собственных будущих героических подвигов. Я не стал разочаровывать молодежь. Зачем это мне, ветерану? Надежды юношей питают. А иногда и питаются ими. К нам подвалил котяра, нажравшийся к тому времени, как бобик на помойке. Слушать и следить, чтобы его напарник не сморозил лишнего под винными парами. Баркидцы, уже зная, какой я лихой парень, чуть ли не со священным трепетом взирали на манула, взявшего в плен такого невероятно крутого воина противника.
Когда глубокой ночью мы вошли в залитую огнями бухту Баркида, наша теплая троица вовсю распевала застольные песни. Либурна пришвартовалась к длинному мраморному пирсу. Игроки смущенно полюбопытствовали у кота, нужна ли ему помощь в конвоировании пленника, меня то есть. Котяра презрительно отрубил, что сам справится. Авторитет его был настолько велик, что никто даже не вякнул о том, чтобы отобрать у меня оружие. Ловок, бродяга! Вот так, в сильном подпитии и полной боевой амуниции, я последовал за хвостатым провожатым
Утром, проснувшись от назойливого мяуканья над ухом, не разлепляя глаз, размахнулся было подушкой в направлении проклятой кошки, но нарвался на возмущенный окрик:
— Охренел, что ли?! Нам к Кезону пора двигать, а он кидаться вздумал!
В потрескивающий с похмелья череп вернулось сознание. Черт. Это же говорящий кот Фортиса. Вернее, Кезона. Сел на постели, бросил:
— Прости. Спросонья не разобрал.
И направился умываться из тазика. Соскабливая щетину хозяйским бритвенным набором, поинтересовался у живоглота, терпеливо сидевшего у порога моей комнаты:
— Оружие брать? Все равно отнимут на входе во дворец.
— Конечно, бери. Несолидно воину без меча ходить.
Вскоре, после быстрого, горячего, но невкусного завтрака, мы уже шли по улицам Баркида по направлению к центру города. Разглядывая достопримечательности столицы нашей локации, я признался себе, что Альба Лонга по сравнению с Баркидом всего лишь провинциальный курортный городишко. Никакой тебе пыли и грязи, не говоря уже о домашней скотине типа свиней или овец. Несмотря, а может быть, и по причине раннего утра все было вылизано до зеркального блеска. В воздухе стоял щекочущий аромат вербены — похоже, ею окропляли улицы для устранения неприятных запахов. Широкие, удобные для пешеходов тротуары из красного мрамора (на Альбе их не было вовсе), выложенные бирюзой парапеты. Добротная мостовая из полированных до состояния паркета булыжников. Резные ворота домов, повсюду статуи, барельефы и прочая живопись. Богато одетая публика, а не только расфуфыренные граждане. Вместо горластых лоточников со снедью — солидные закусочные под разноцветными тентами, вместо солдатских патрулей — важно прогуливающиеся околоточные с бронзовыми бляхами на шее. Одно слово — культура. Не то что мы на Альбе — темнота необразованная. Окончательно меня добил газетчик на углу со стопкой папирусов, звонко информирующий окрестности о последних новостях:
— Триумф в океане! Наш флот обращает в позорное бегство объединенную эскадру мятежных островов. Встречайте победителей в полдень! Ланисты [31] Пяти Школ Гладиаторов подали прошение правителю о возобновлении игрищ. К петиции приложили руки более тысячи жителей Баркида. Прислушается ли Кезон к гласу народа?
Значит, нам все же намыли холку под Дакией. Плохо дело. Как там Фортис? Оклемался ли после гибели? И в реал не выскочишь, несмотря на Камни Иммерсии. Что мне делать в зимнем Ярославле в домашних тапочках и ситцевой рубашке? Ладно, будем надеяться, я справлюсь с делом и в одиночку, а ласки Юстины помогут моему другу пережить кончину в Мидгарде. У Кезона не получится запереть меня тут. Дудки. Посадит в темницу — перегрызу вены, закует в кандалы — разобью башку о стену. И если мы не столкуемся, я землю рыть буду, но выцеплю его в реале и потолкую по-свойски с этим талантом. Вот тогда и посмотрим, у кого шея толще.
31
Ланист (Lanista) — антрепренер гладиаторов, владелец и одновременно управляющий труппы.
Улица, по которой мы двигались, выплеснулась на круглую площадь. Туда же с разных сторон радиусами сходились еще десяток проспектов. Ясно. Центр города. По всем сторонам шикарные дворцы. Один из них с высоченными золотыми вратами — видимо, и есть резиденция самого Кезона. Ну да, литые совиные головы на воротах говорили об этом. Его символ. По центру площади одиноким зубом в старческой челюсти возвышался Камень Иммерсии. Вот неподалеку от него остановились носилки, из которых выпростал свое тучное тело какой-то гражданин в богатой тоге гранатового цвета. Кинул слегка высокомерный взгляд на мою простоватую амуницию, сощурил глаза, приметив изображение быка на панцире, но ничего не сказал, а просто растворился в воздухе. Народу на площади не было вовсе. И вот что меня поразило: пока мы топали к центру, я нигде не видел вооруженных солдат. Что-то странное для жесткой диктатуры, подмявшей под себя две трети локации.