Нулевой контракт
Шрифт:
— Чертей не существует, — с видом атеиста высшей категории заявил Пестрый Сыч. — Нечего верить во всякую муть.
Услышав подобное от человека, который на голубом глазу утверждал, что мы уже мертвы и находимся в мире предков, заткнулся даже Эрик. Подобно всем нам, он вытащил шомпол, тряпку, машинное масло и принялся чистить калаш — не уберешь песок, так эта штука может не стрельнуть в самый нужный момент.
Когда в дверь спальни постучали, я удивленно поднял голову.
Свои входят без стука, ну а начальство вламывается, открывая с ноги,
— Эй, мальчишки, вы там голые? — в щель просунулась украшенная светлыми кудряшками голова Жанны. — Если да, то мы немедленно идем к вам! А если не голые, ха… Раздевайтесь, и мы тоже идем к вам.
— Какая ужасная перспектива, — пробормотал Вася, а Эрик от радости и удивления едва не свалился с кровати.
— Мы не столько голые, сколько грязные, — сообщил Ингвар. — Не смущает — заходите.
Действительно в спальне висел мощный потно-носочно-портяночный дух, спутник всякой военной части и вообще любого помещения, где толпой живет большое количество мужиков.
— О, этим нас не напугаешь. Грязных дядек мы видели в самых разных позах, — сообщила Жанна и вплыла в комнату, неся объемистую грудь как самое настоящую драгоценность, коронное сокровище.
Хотя на территории полигона она таким сокровищем и являлась.
Я заулыбался, увидев Марию, а та мне подмигнула, тряхнула хвостиком рыжая, что с тонким голосом. Последними вошли две девицы, которых во время знакомства я не запомнил, одна оказалась совсем молодой, а вторая могла похвастаться очень спортивным телосложением, наверняка в прошлом у нее было что-то вроде акробатики или спортивной гимнастики.
Интересно, как девушки вырвались из штабного корпуса, ведь их, как посторонних, не имеющих права тут находиться, должны были усадить под замок?
— Мы пришли сказать «спасибо», что вы нас выручили и вообще, — сообщила Жанна. — Девочки, а ну-ка!
Судя по манерам, она исполняла в данном коллективе роль маман, ну или сержанта, что в принципе одно и то же.
— «Спасибо» в кровать не положишь! — тут же вылез Эрик, у которого из пасти едва не капала кипящая слюна.
Хотя если честно, то на женщин таращились со всех сторон, и вряд ли кто-то из обитателей нашей спальни думал в этот момент о возвышенной любви.
— Ты своего друга в кровать положи, вон он какой красавчик, — Жанна подмигнула Васе, и тот покраснел, да так, что это оказалось заметно и на фоне черной кожи. — Хотя нет, сама! Милый, давай-как я тебя приголублю!
И она шлепнулась нашему чернокожему Макунге на колени.
— Привет, Иван, — сказала Мария, остановившись рядом со мной. — Ты как?
— Живой, — ответил я, с неожиданной остротой чувствуя, насколько я помятый, весь в поту, в грязной майке и не особо свежих носках, в общем далеко не образец мужской привлекательности.
— Я очень рада тебя видеть.
Она не заигрывала со мной, не провоцировала, но смотрела так, что мне было жарко под этим взглядом, хотелось то ли обнять ее и прижать к себе, то ли немедленно убежать и спрятаться.
— Я… тоже… — слова цеплялись за глотку изнутри, точно крохотные ежики.
Я бы наверное вообще поплыл, но в этот момент заметил, с каким вниманием на нас таращится Джавал — с противоположного конца спальни, откуда он ничего не мог слышать. Обнаружив на физиономии индуса злобную подозрительность, я мигом собрался и попытался сделать морду валенком.
Если этот уродец почует, что через Марию можно сделать плохо мне… уже почуял.
— Я бы хотела поговорить с тобой, узнать тебя получше, — продолжила она, и я подумал, что нечасто можно встретить женщину, склонную выражаться с такой прямотой; интересно, откуда она, и как докатилась до жизни такой, в смысле до пониженной социальной ответственности?
— И я.
— Так можно встретиться. Позже, наедине.
Я бы наверное не то что покраснел, а вообще сгорел бы на месте, но тут дверь с грохотом распахнулась, и в спальню ворвался комбат.
— Смирно! — заорал он, выпучив глаза. — Почему посторонние в помещении?!
Жанна спорхнула с колен Васи с неожиданной для ее габаритов грацией, бойцы повскакали на ноги, стало очень тихо.
— Хреновые огрызки мошонки! — рявкнул Збржчак. — А ну пошли вон, шлюхи! Немедленно! А вы, бойцы, предъявили оружие к осмотру! И личные вещи! Аптечки!
Ну все, понеслось говно по начальственным трубам, сейчас будут показывать нрав и пердолить нас так, чтобы схватка с дрищами показалась милым вечером в семейном кругу.
Комбат не только обломал нам всю малину, разогнал девчонок, но еще и наехал лично на меня. Уж не знаю, что он припомнил, то ли шестьсот двенадцатый год, то ли подавление восстаний в девятнадцатом веке, но мне досталось в два раза больше — и за грязную одежду, и за оружие в ненадлежащем состоянии, и даже за «недостаточно бодрое выражение лица».
Собственную бодрость Збржчак поддерживал, судя по запаху, с помощью бухла.
Но это ладно, потом нас накормили обедом — настоящий тыквенный суп-пюре, даже с семечками, и детали неизвестной птицы, очень хотелось верить, что курицы, подвергшиеся суровому обжариванию в невероятном количестве масла. И после этого объявили тихий час.
Продлился он, если судить по моим ощущениям, минут пятнадцать, и облегчения не принес. Я увидел во сне родителей в нашей квартире на две комнаты, обыкновенной хрущевке, каких тысячи на территории бывшего СССР, но затем в комнату из кухни вошел дрищ, похожий на богомола в драном плаще, весь из длинных конечностей и острых когтей, клацающих жвал и капающих с них пены.
Естественно, я принялся искать автомат, чтобы уложить мерзкую тварь прямо тот. Когда же над ухом прозвучал возглас «Подъем!», то вскочил с тяжело бьющимся сердцем, весь потный и такой же вымотанный, как в тот момент, когда нас привезли в часть.