Нулевой след
Шрифт:
Мужчина указал Милгриму на свободный туалет, оглянулся, затем быстро шагнул в дверь, вслед за Милгримом. Закрыл и защелкнул дверь на замок и передал Милгриму пластиковый пакет для сэндвичей, в котором лежала бутылочка с голубой крышкой.
Милгрим аккуратно установил красную картонную тубу в углу туалета. Он уже понял что мужчина хочет убедиться в том, что получит анализ мочи именно Милгрима, что никакой подмены на заведомо чистый образец не произойдет. Или может быть он хочет удостовериться что у Милгрима нет специального протезного пениса. Он читал о таких в Нью-Йоркских таблоидах.
Милгрим извлек бутылку из пакета, сорвал бумажную печать, снял голубую крышку и заполнил бутылку «без лишних церемоний». Фраза сама собой образовалась в голове. Закрыл бутылку, положил ее в пакет и передал его мужчине. Так, чтобы тот не почуствовал тепло его свежей мочи. Ему это удалось. Мужчина бросил образец в небольшой бумажный коричневый пакет, свернул его и убрал в карман пальто. Милгрим отвернулся и закончил писать, как только мужчина открыл дверь и вышел из кабинки туалета.
Когда Милгрим вышел, мужчина мыл руки. Флюоресцентный свет отражался от впечатляющего купола его черепа.
— Что погода? — спросил Милгрим, принимая в руки порцию мыла из бесконтактного диспенсера. Картонная туба лежала на забрызганной капельками воды плите из искусственного граниту, куда были встроены раковины.
— Дождливо, — сказал мужчина, вытирая руки.
Милгрим вымыл и высушил руки, а затем влажным бумажным полотенцем промокнул пниз пластиковой крышки своей тубы.
— Куда мы теперь?
— Сохо, — сказал мужчина.
Милгрим последовал за мужчиной, быстро закинув сумку на одно плечо, и зажав тубу подмышкой противоположной руки.
В этот момент он вспомнил о своем Нео телефоне.
Он включил его и телефон тут же начал звонить.
Дефицит
Из своего кресла, она смотрела на удаляющийся воротник его пальто. Он торчал как у вампирской накидки, как их показывают в фильмах. Он спускался в фойе Кабинета, уменьшаясь в поле зрения, с каждой, пройденной вниз ступенькой. Она откинула голову назад, на скользкую парчу обивки и смотрела на заворачивающиеся спирали копий бивней нарвала в декоративной стойке.
Затем она выпрямилась сидя в кресле и заказала себе кофе с молоком в чашке, а не в кофейнике. Толпа завтракающих уже почти рассеялась. Остались лишь Холлис и пара одетых в темные костюмы русских мужчин, которые выглядели как массовка из фильма Кроненберга.
Она взяла в руки свой iPhone и набрала в гугле строчку «Габриэль Хаундс».
К тому моменту, когда ей принесли кофе, она определила что именем «Габриэль Хаундс» был озаглавлен роман Мэри Стюарт, и по меньшей мере один музыкальный компакт диск и одна музыкальная группа так же были отмечены этим названием.
Все, что удалось узнать, оказалось не более чем названием альбома и группы. А все потому, что группы в последние двадцать с небольшим лет, придумывали себе совершенно незапоминающиеся имена и страшно этим гордились.
Изначально же Габриэль Хаундс оказался легендой фольклора. Топот собачьих лап где-то высоко в воздухе в ветренную ночь. Что-то из области Дикой охоты. Это определенно была территория Инчмэйла хотя нельзя было исключить и более странные варианты. Например с участием собак с человеческими головами, или собак с головами младенцев. Считалось что Габриэль Хаундс охотился за душами умерших некрещеных детей. Она предположила что это борьба христианства с язычеством. А собаки изначально были «трещотками», этим словом обозначали собак которые идут по следу. Трещотки Габриэля. И даже «тарахтящие трещотки». Стопроцентно в духе Инчмэйла. Он бы тут же организовал коллектив с названием Тарахтящие Трещотки.
— Оставили для вас Мисс Генри. — Итальянская девушка протянула ей глянцевую бумажную сумку, желтого цвета, без надписей.
— Спасибо. — Холлис положила iPhone и взяла сумку. Сумка была запечатана скобками степлера. Она представила себе огромный латунный степлер, стоящий на порнографическом столе внизу в холле. Для полноты картины к степлеру должен быть приставлен настоящий турок в тюрбане.
Ручки сумки были зажаты между двух визиток, которые кто-то так же сшил степлером, совершенно не жалея скобок. На визитке значилось Памела Мэйнуоринг, Голубой Муравей.
Холлис оторвала визитки и потянула бумажные края сумки в разные стороны, прорвав бумажный глянец скобками.
Очень тяжелая джинсовая рубашка. Она извлекла ее из сумки и разложила на коленях. Не рубашка, жакет. Джинсовая ткань очень темная, граничащая с черным, темне чем ее японские джинсы. Запах индиго очень сильный, землистый запах джунглей, знакомый по магазину, где она нашла свои джинсы. Металлические кнопки. Заклепки черно-мертвого вида, не отражающие свет, выглядят странно, как будь-то сделаны из порошка.
Никаких внешних надписей. Этикетка, внутри, под воротником, из неокрашенной кожи, толстая как ремень. На ней не имя, а расплывчатые и смутно тревожные контуры, в которых она различила собаку, с головой младенца. Клеймо торгового знака похоже было скручено из единого куска тонкой проволоки. Затем его раскалили, и неравномерно придавили к коже, подпалив ее местами. Под нижний край кожи, прямо в середине была вшита небольшая петля, свернутая из белой тканой ленты с машинной вышивкой из трех четких круглых черных точек, расположенных треугольником. Может быть это размерная метка?
Ее взгляд вернулся на изображение собаки на этикетке, с ее невыразительной, практически кукольной головой.
— Двадцать унций, — произнесла красиво седеющая профессор денима. Жакет Габриэль Хаундс был разложен перед ней на плите из полированного массива лиственницы почти футовой толщины. Поддерживали плиту цельно-чугунные, выполеннные на токарном стонке ноги. — Плотно-неравномерная.
— Плотно-неравномерная?
Она едва касаясь поверхности, провела рукой по рукаву. — Эта шероховатость. На ткани.