Нулевой след
Шрифт:
— У меня уже яйца гудят от всех этих перезаписей. Какого хрена он все время что-нибудь перемикширует?
— Это часть процесса, — ответила она.
Клэмми картинно закатил глаза к небесам, или к своему черному колпачку, а затем посмотрел на нее.
— Ты спросила своего приятеля где он взял Хаундса?
— Еще нет.
Он повернулся на стуле, и демонстративно высунул ногу из-под столешницы со словами — Это Хаундс.
Джинс на его ноге был черным, очень узким. — Двадцать унций, — сказал он, — Офигенно тяжелые.
— Плотность неравномерная?
— Ты слепая?
— Где
— В Мельбурне. Я там с девчонкой познакомился. Она знала где и как купить.
— Магазин?
— В магазинах их не бывает, — сказал он, — Ну может быть только если в сэкондхендах, и то вряд ли.
— Я искала в Гугле, — сказал она, — Нашла книгу Мэри Стюарт, музыкальную группу и музыкальный диск, ну и все в таком же стиле…
— Ну если погуглить еще, то скорее всего выйдешь на И-Бэй, — ответил он.
— Хаундсы есть на И-Бэй?
— Поддельные. Практически все. Китайские подделки.
— Китайцы подделывают Хаундс?
— Китайцы подделывают все, — сказал Клэмми. — Настоящий Хаундс на И-Бэй ты опознаешь сразу. Он будет стоить очень дорого, так что торговаться никто не будет. Я еще ни разу не видел чтобы за Хаундс шли реальные аукционные торги.
— Это Австралийская марка?
Он посмотрел на нее как на дуру. Он смотрел на нее так уже в течение последних нескольких минут разговора.
— Хрен там, — сказал он, — Это Хаундс.
— Расскажи мне о нем Клэмми, — попросила она. — Мне нужно узнать.
Поствращательное
Пластиковый корпус Нео напоминал Милгриму одно из тех устройств для поиска скрытых в стенах электропроводов, которые он продавал в специализированном магазине всяких аппаратных принадлежностей. Его корпус, простой и незатейливый неудобно расположился напротив уха Милгрима.
— Клинья? — вопрошал голос Рауша из Нео.
— Он сказал они обязательны. По одному, на внутренних поверхностях бедер.
— Что они из себя представляют?
— Дополнительный кусок ткани, между двумя швами. Обычно треугольный.
— Откуда ты это знаешь?
Милгрим подумал и сказал — Я люблю точность.
— Как он выглядит?
— Как американский футболист, — ответил Милгрим, — Только с длинными волосами.
— Что?
— Мне пора, — сказал Милгрим. — Мы на развязке Хэнгер Лэйн.
— Чт…
Милгрим отключился.
Спрятав Нео в карман он сел на сиденье прямо. Трансплантант-мотор четырехдверной, короткобазной, Тойоты Хайлюкс, переоборудованной фирмой Янкеля в броневик, сурово рычал, набираясь сил перед входом в самую известную в Англии круговую дорожную развязку с семью полосами напряженного движения.
Согласно теории Олдо, еще одного водителя Хайлюкса, этот маршрут из Хитроу был стопроцентно неоптимальным, но был необходим, поскольку позволял развивать некоторые навыки вождения, которые невозможно было практиковать на дорогах Лондона.
Приготовившись к неудобствам быстрого разгона с места на пулезащищенных шинах, Милгрим посмотрел вниз, на тонкую полоску бедра водителя на соседней полосе движения справа и пропустил переключение светофора.
Затем они полностью погрузились во вращательное движение, в котором водитель успевал уверенно и последовательно перебрасывать боком странно-пугливую, но безопасно-массивную тушу Хайлюкса в безумно-крошечные, открывающиеся на боковых полосах свободные места.
Милгрим не знал почему ему так нравилось это. До его лечения в Базеле он обычно держал глаза закрытыми во время таких моментов. Если бы заранее знал об этой трансформации, попросил бы продолжить лечение. Сейчас же он сидел с довольной ухмылкой, зажав стоящую между колен красную картонную тубу, придерживая ее пальцами обеих рук, как джойстик.
Когда развязка закончилась, он таинственно-удовлетворенно вздохнул и почувствовал на себе взгляд водителя.
Этот водитель не был таким же разговорчивым как Олдо, к тому же занимался еще и анализами мочи. Олдо никогда не ездил обратно в Лондон с флаконом остывающей мочи в кармане пальто.
Олдо как то рассказал Милгриму все, о Тойота Хайлюкс, о броне Янкеля и о пуленепробиваемых стеклах и шинах. — Боевая машина, — уверял его Олдо, в Лондоне встречалась редко, по крайней мере пока не появились экземпляры серо-серебристой раскраски. Милгрим не спрашивал почему эти характеристики особенно необходимы, подозревая что в этой области есть какие-то свои тонкости.
В конце концов, сейчас, после гораздо менее интересного отрезка пути, показалась Иустон Роад, откуда как он считал уже начинается настоящий Лондон.
Это как вход в компьютерную игру. Ландшафт может быть плоским или перенасыщенным, сконструированным фрактально или детально проработанным, с симпатичными, но порой нереалистичными строениями. При этом порядок их расположения может изменяться с момента, когда ты в последний раз здесь бывал. Фрагменты, из которых все это составлено кажутся знакомыми, но это лишь временные конструкты трансформирующейся территории, шкатулка с сюрпризами, некоторые из которых возможно даже вполне приятные.
Разнородный асфальт под пуленепробиваемыми шинами порождал неприятные ощущения. Булыжные покрытия были еще хуже. Он откинулся на спинке сиденья, держа руки на красной картонной тубе, когда водитель ввернул машину в бесконечную серию огибающих углы поворотов, стараясь при этом максимально долго удерживать ее параллельно бордюру. Милгрим догадался что это уже Тотенхем Курт Роад. Машина направлялась прямо в сердце города, в Сохо.
Рауш ждал его перед входом в офис Голубого Муравья. Его короткие, прозрачные, черные волосы, выглядели как нечто, напыленное из баллончика. Водитель позвонил ему когда они ползли в пробке по Бик Стрит. Как прикрытие от капель дождя, Рауш держал над головой журнал.
Выглядел он нарочито растрепанным, однако по-особенному, каким-то одному ему известным способом. Весь внешний вид его был сконструирован так, чтобы нести в массы идею невесомо-выразительного минимализма. Хотя непохоже было что усилия принесли результат. Узкий черный костюм выглядел помятым. Вздувшиеся пузыри в районе колен на брюках. Со стороны руки, которую он поднял над головой, чтобы держать журнал, висел выбившийся из брюк край его белой рубашки. Стекла очков Рауша были оборудованы собственным врожденным косоглазием, и давно мечтали о чистке.