Нулевые. Затишье перед катастрофой
Шрифт:
– Не хватало ещё и этого гада, – подумал Власов.
– Миша, а ты никогда не рассказывал мне, что у тебя есть друзья в администрации президента, – сказала Анна.
– Куда дорвалась эта скотина! Видимо там наверху совсем всё прогнило, – подумал Власов.
– Этот человек самый омерзительный ублюдок, которого я встречал в своей жизни. Наверное, Коля пытался очернить меня в твоих глазах, чтобы возвысить свое сверхчеловеческое я? – спросил Михаил.
– Нет, – Анна улыбнулась. – Но он удивился, а потом даже расхохотался, когда узнал тебя в моём описании Михаила Власова.
–
– Миша, а ты взял нам выпить или совсем заболтался с тем мужиком? – спросила Аня.
Конец гламура.
Власов готовился к самому важному, по его мнению, моменту в жизни. Михаил выбирал кольцо, которое он хотел преподнести Анне. Он надеялся, что она выйдет за него замуж. Власов планировал сыграть свадьбу где-нибудь на берегу океана или в английском замке. А медовый месяц провести в тихом месте подальше от людских глаз.
И вот после замечательного вечера в шикарном ресторане, когда Власов и Анна вернулись домой, Михаил встал на одно колено, достал из кармана брюк маленькую черную коробочку. В ней было изящное платиновое кольцо с большим бриллиантом. Аня расплакалась, не дождавшись каких-либо слов Михаила.
– Ань, выходи за меня, – тихо сказал Власов.
Анна опустилась на колени, обняла Михаила и поцеловала в шею. Власов чувствовал, как горячие поцелуи смешиваются с холодными слезами. Прелюдия постепенно переросла в полноценную любовную сцену. Вскоре они лежали на полу, прямо на своей разбросанной одежде. Аня нежно обнимала Михаила и шептала ему на ухо разные красивые слова.
– Извини меня, – вдруг с хрипотой промолвила она. – Я не могу.
Власов почувствовал, как кинжал ударил его прямо в сердце.
– П-почему? У нас же всё было так хорошо. Аня, я думал…, – Власов был глубоко растерян.
Аня разрыдалась, она всё крепче прижималась к Михаилу, её истерика продолжалась пару минут. Власов молча лежал, ощущая глубокую эмоциональную боль.
– Извини, извини, извини…. Я не могу сделать это, – Анна еле смогла унять слёзы. – Я просто ещё молода и хочу насладиться свободой. Я ещё не готова пойти на этот шаг. Но я люблю тебя, Миша. И я приму твое кольцо с мыслью о том, чтобы через пару лет стать твоей женой!
Михаила вроде успокоили эти слова, но весь остаток дня он провёл в тяжёлых раздумьях. Ему всегда казалось, что в их отношениях он делал всё правильно и к тому же фактически спас Анну от нищенского существования с матерью. Её отказ был глубоко непонятен ему. Он всё думал, что всё-таки делал что-то неправильно и хотел понять что именно. Когда эти мысли достигли пика, Михаил выпил пару стаканов виски и захотел отвлечься. Почитать Черновик.
“….. С наступлением двадцать первого века русская пассионарность окончательно выдохлась. Западный объективизм полностью растоптал русский пассионаризм. Советский, российский человек фактически оказался выброшенным из объективной реальности. Его безумные идеи о переустройстве мира вдруг стали не нужны даже ему самому, ведь даже мысль о жизни в объективной реальности потребления была гораздо приятней чем самый высокий социальный статус в реальности какой-либо русской пассионарной идеи, будь то СССР или Евразийский Союз…..”
Власов чувствовал опустошение, он захотел забыться очередной интеллектуальной передачей.
“…..в конечном итоге звериный капитализм девяностых под действием нефтяного дождя и суверенной демократии мутировал в непонятный мрачный способ государственного устройства. В мире ещё не было прецедентов диктатуры касты спецслужб и можно смело утверждать, что российский человек попал в пространство мягкого тоталитаризма. Методы борьбы с такого рода тоталитаризмом человечеству ещё известны не были….”
– Почему всё должно быть таким плохим? Что я сделал не так? Я же делал всё правильно? Почему она отказала мне? Тут есть два варианта. Либо у неё есть любовник, либо она действительно просто боится серьезных отношений, – думал Михаил.
Несмотря на то, что Анна бесчисленное количество раз пыталась скрасить существование Власова любовными играми, в голове Власова засели сомнения, а в его сердце поселилась тоска. К тому же “опричники” разозлились и взяли с предприятия Михаила больше. Бизнес хирел. Власов был вынужден проводить больше времени в офисе, часто ему приходилось работать до глубокой ночи. Всё равно ему иногда не хотелось приходить домой. Его выходные были окрашены частыми попойками с Зайцевым, а вот так называемых “светских мероприятий” с Анной было всё меньше.
Одним субботним вечером Власов с Леонидом сидели в пивной, пили и разговаривали о всяких особенностях российского капитализма.
– Почему Макаров не впрягся за нас перед Вершининым? – спросил Власов.
– Вершинин выше Макарова в вертикали. Он вообще московский и у них там в девяностых был с Макаровым конфликт какой-то.
– Что за конфликт?
– Точно не знаю, но был слух о том, что Макаров спалил Вершинина, когда тот продавал чеченцам оружие за деньги, полученные от фальшивых авизо. Потом Ваню нашего понизили и отправили в Питер, а Вершинин влился к Коржакову с Барсуковым в их ФАПСИшно-ФСОшную структуру.
– Серьёзный это человек, – Власов хлебнул пива и заел сухарями. – Зря я тогда вспылил.
– Да не волнуйся, – Леонид макнул сухарь в соус и съел его. – Если бы ты не настоял они бы нас постепенно рейданули.
– Знаешь, с того момента как я стал этим заниматься жизнь стала быстрой и незапоминающийся.
– Ты это смотри, – Леонид хлебнул пива, – Так мозг работает человеческий. Это ещё Эйнштейн заметил. В приятные минуты жизнь пролетает быстро, а в минуты отчаянья она длиться необычайно драматически выразительно.
– Да уж, – Власов допил своё пиво.
– В последнее время я вспоминаю конец восьмидесятых и наш кооператив по продаже компьютерной техники. Какое же говно мы тогда впаривали! Но желающих было хоть отбавляй. Очереди были. Мы тогда были уверены, что это всё не навсегда. Что КГБ в своё время прикроет наши лавочки и как-то присвоит нами наработанное в пользу государственной машины.
– Да. Зажрался я от жизни этой. Я – жалкий человек, Лёня. Если бы не ты, то гнил бы я дальше по больницам и аптекам.