Шрифт:
Пролог
Хаймес промок насквозь.
За последние полтора часа он ни разу не остановился, не оглянулся, не попросил помощи, а ведь чувствовал, что агония близка.
Для себя он давно определил, что именно будет делать в случае смертельного ранения, правда, не ожидал его так скоро. В статусе нумерата он прожил всего полгода, с декабря. А теперь затерялся в толчее улицы, как уходящий в иной мир призрак, неотделимый от своей печальной судьбы.
Пригород Сантьяго заливало вторую неделю, и прохожие спешили
Дождливая чилийская зима в этом году побила десятилетние рекорды по уровню осадков, и до ушей Хаймеса отовсюду долетали обрывки разговоров о погоде. Горожане сетовали и жаловались друг другу, но, как истинные католики, уповали на высшую справедливость.
Хаймес спешил.
Он чувствовал, что с каждым шагом немеют ноги, а рубашка на животе и сатиновая подкладка куртки всё обильнее пропитываются кровью. Главное, чтобы прохожие не заметили пятна и не вызвали полицейских, – тогда Хаймес не успеет предупредить команду об опасности.
Он преодолел ещё два квартала, прежде чем увидел заветный двухэтажный дом двенадцатого легиона – отделанный терракотовой глиной особняк с четырьмя колоннами, широким каменным крыльцом и окнами-арками с цветными стёклами.
Хаймес надеялся, что хоть кто-то смотрит сейчас в эти окна.
Он прибавил шагу.
Перед его внутренним взором пронеслось детство, что он провёл в Андах, в маленькой нищей деревушке. И в эту минуту в его воспоминаниях не нашлось пейзажа милее, чем родительский дом в конце улицы и двор с пёстрыми курами, тёмные глаза матери и улыбка младшей сестры, её звенящий смех и бормотание: «Хэсси, глянь, ну глянь, какой букетик я собрала. Это пассифлора».
В своей памяти он точно так же нёсся к дому, чтобы распахнуть дверь и увидеть, что всё в порядке.
Пригибаясь, словно неся на спине невидимый булыжник, Хаймес преодолел выложенную каменными плитами дорожку, опустил руку в карман куртки, вынул ключ, но тут заметил, что дверь приоткрыта.
Сердце пропустило удар, ключ выпал из ослабевших пальцев и зазвенел у ног. Неужели опоздал? Дева Мария, неужели он опоздал?
– Барбара! – крикнул Хаймес, врываясь в прихожую. – Барбара! Алишья! Бен!
Ответом ему был размеренный звук шагов.
По лестнице со второго этажа к нему спускался мужчина в офицерской форме вооружённых сил Чили. Под фуражкой с высокой тульей и национальной кокардой темнели влажные волосы, собранные в хвост, в них белела седая прядь, лоб блестел от пота.
На мужчине был серо-зелёный мундир с плотно прилегающим к шее отложным воротником, чёрными нашивками и пуговицами из жёлтого металла, форменные брюки и чёрные сапоги с высоким голенищем. Точно в такой же форме Хаймес видел этого человека три месяца назад, когда тот вдруг остановил его на улице и сказал:
– Ты
Тогда Хаймес не растерялся. Ответил категорическим отказом и дал мужчине понять, что не боится ни его, ни военного мундира, что он носил. На нём могло быть надето всё, что угодно: роба механика, фартук повара или армейская форма любой другой страны – это ничего бы не поменяло в его поведении.
В глазах мужчины и тогда, и сейчас, тлели злость и гнев.
Хаймес сразу узнал гостя и попятился к стене, не веря глазам: как враг оказался здесь раньше? Как он, вообще, нашёл дом двенадцатого легиона, если карту способна видеть только команда? И почему он снова решил появиться?
– Да ты кровью истекаешь, нумерат, – произнёс военный, поморщившись. – Я, кстати, тебя уже заждался. Думал, придётся выходить навстречу, чтобы увидеть, как ты отойдёшь на тот свет…
– Где мои легионеры? – перебил его Хаймес.
Мужчина пожал плечами.
– Это важно?
Хаймес ему не ответил.
– Барбара! – снова крикнул он, тут же ощутив, как болезненный холод прокатился от живота к груди и выше, охватив горло.
Смерть приближалась.
Хаймес сильнее прижал руки к телу. Колени вздрогнули, и он соскользнул по стене на пол.
– Извини, я не хотел, чтобы ты мучился, – сказал военный, остановившись на нижней ступени лестницы. – Не рассчитал удар, надо было бить сильнее.
– Если я умру, координатор узнает об этом… – из последних сил выдохнул Хаймес. Прикрыл глаза, сглотнул и добавил: – Он узнает… и уничтожит тебя…
Мужчина усмехнулся.
– Да ему плевать. Этому сукиному сыну плевать на ваши мелкие жизни. Ты и все остальные для него – лишь точки на мониторе, лишь циферки. Ты понял? Точки и циферки. Расходный материал. Как только ты сдохнешь, на твоё место притащат другого.
– Я слышал, он… он сам был нумератом, он один из нас…
– Поэтому ты ещё веришь ему, как и часть других, таких же глупых, легионеров? – покачал головой мужчина. – Система не знала более жестокого координатора, чем сейчас. Он не обратит внимания на твою смерть. Наверняка, у него уже припасена замена. И не одна.
Хаймес прищурился, опять сглотнул, смочив сухое горло.
– Откуда… ты про него… столько знаешь?
– Я видел его досье.
– Досье? – Глаза Хаймеса распахнули от изумления. Даже боль в животе на секунду утихла.
Военный внимательно оглядел его, словно вспарывал взглядом, чтобы увидеть, что у него внутри.
– Ты огорчишься, если я скажу, что этот инквизитор младше тебя? Сколько тебе, нумерат? Двадцать пять? Двадцать семь?.. А ему сейчас восемнадцать. Да он пацан ещё, а погубил столько невинного народу, что никому не снилось. Как тебе такая система координации и равновесия? Справедливо? – Мужчина не сдержал тихого злорадного смешка. – О, я вижу, как тускнеют твои глаза. Ты разочарован? Что ты получил за свою преданность координатору? Смерть? Ты видишь смерть, приятель?