Нуреддин
Шрифт:
Когда мальчик вернулся из школы и Гюльпери сказала ему, что ее назначили его опекуншей, он понял, почему она с ним так ласкова, и это не утешило его. Бахар это заметила и попыталась подбодрить его:
— Не бойся, пока ты жив, ей и прикоснуться не позволят к твоей копейке. И она уже не будет тебя мучить, потому что иначе ее лишат права быть твоей опекуншей.
Эти слова обрадовали Нуреддина, тем более, что в первые месяцы после смерти отца они оправдались. Гюльпери и в самом деле не мучила его, была даже добра к нему. Но ее лукавое притворство не могло обмануть Бахар.
Гюльпери чувствовала, что за ней постоянно наблюдает зоркий глаз, и хотела как-нибудь избавиться от Бахар. Но зная, что та выросла в доме Гаджи-Насира и занимает среди слуг особое положение, она всячески скрывала свои враждебные намерения.
Большую часть своей жизни Имамверди провел в деревенской глуши. Он не привык к шумной жизнь, в городе, тяготившей его. Как-то он сказал дочери:
— Ну, Гюльпери, дела твои теперь налажены, мне тут уже нечего делать. Да и не хочется дышать пыльным городским воздухом. Поеду-ка я домой. И вы с Нуреддином, когда у него начнутся каникулы, соберитесь и приезжайте ко мне. Проведете лето на свежем воздухе, поправитесь.
— Ну что ж, поезжай, — ответила дочь.
Расставаясь с Нуреддином, Имамверди ласково поцеловал его и сказал:
— Сынок, постарайся получше сдать экзамены. Приедешь ко мне, посмотришь, какая красота у нас в деревне. Я приготовлю удочку, каждый день будешь ловить рыбу в речке, купаться, собирать ежевику, грибы в лесу. Приезжай, сынок!
Разлука с дедушкой Имамверди огорчила Нуреддина, но он утешал себя тем, что до поездки в деревню осталось не так уж много времени. Он никогда не выезжал из родного города, о лесах и реках знал только по книгам и с нетерпением ждал летних каникул.
И Гюальпери мысль о поездке в деревню доставляла радость. Год назад она с завистью смотрела на ситцевые платья подруг, а теперь она приедет разодетая в шелка, с драгоценными украшениями на руках и на шее. Теперь она — завидная невеста. Даже те гордецы, которые раньше и думать о ней не хотели, будут добиваться ее взаимности. А больше всего ее радовала коварная, тайная надежда, что, может быть, там, в деревне, она найдет способ отделаться от Нуреддина и присвоить себе наследство Гаджи-Насира.
Наконец, настал день, которого так нетерпеливо ждали и мальчик и его мачеха. Начались каникулы. Три дня Гюльпери собиралась в дорогу. Сборы эти сильно встревожили Бахар, потому что хозяйка хотела увезти с собой в деревню все домашние вещи.
— Госпожа, да стоит ли на несколько месяцев брать с собой так много вещей? Сколько хлопот с ними! — сказала она.
— Нельзя же оставлять их тут! Я все время буду беспокоиться, а ну как все пропадут без меня?
Бахар надеялась, что Гюльпери возьмет и ее в деревню, но когда все было готово к отъезду, хозяйка заявила:
— Бахар, ты должна остаться. Кроме тебя, я никому не могу доверить дом.
И сколько Бахар ни просила, Гюльпери так и не согласилась взять ее с собой. Ни к чему не привели и просьбы Нуреддина.
— Нет, нет! Кроме Бахар, я никому не могу доверить свой дом, — упрямо твердила Гюльпери. — Не в Мекку же мы едем. Через три месяца вернемся. Ну, до свиданья, Бахар! Хорошенько смотри за домом!
Бахар обняла и крепко поцеловала Нуреддина.
— Счастливого пути! Да сохранит тебя бог от всяких несчастий! Увидимся ли мы опять с тобой?..
Бедная женщина не договорила, слезы душили ее.
Гюльпери и Нуреддин сели в фаэтон и поехали на вокзал. Разлука с доброй Бахар не могла не огорчить мальчика, но когда он сел в поезд, грусть и горечь понемногу рассеялись.
Он смотрел на проносившиеся за окном зеленые равнины и цветущие луга, холмы и горы, темные леса и овраги, сверкавшие реки и пыльные дороги. Все привлекало его внимание, все было ему интересно, ведь он видел это впервые.
За несколько дней до отъезда Гюльпери написала отцу, чтобы он нанял фаэтон и арбу и встретил ее в соседнем городке. Но на другой день, когда поезд подошел к перрону, их почему-то никто не встретил. Это сильно встревожило Гюльпери. Она послала слугу Джафара за носильщиками, которые быстро перенесли все вещи и сложили их в зале второго класса.
Гюльпери взяла с собою Джафара только для того, чтобы он проводил их до этого городка, а потом хотела отослать его назад.
Они прождали на вокзале часа два, но никто так и не приехал за ними. Тревога Гюльпери все усиливалась. Она боялась, как бы чего не случилось в дороге с вещами, с ее драгоценностями. Конечно, их можно было оставить в городе, у знакомых, но она никому не доверяла свои сокровища. Кто знает, что это за люди?
Наконец, потеряв всякую надежду на то, что Имамверди приедет за ней, Гюльпери приказала Джафару нанять два фаэтона. В один уложили вещи, в него же сел и Джафар, в другом поместились Гюльпери с Нуреддином, и процессия пустилась в путь.
До деревни было не так уж далеко, всего двадцать верст, но Гюльпери пугало, что дорога шла то по лесу, то по глухому горному ущелью, где часто грабили проезжих.
«Хоть бы засветло добраться до дому», — с тревогой думала она и торопила извозчиков, обещая богатые чаевые, если они поедут быстрее.
И вот случилось то, чего больше всего боялась Гюльпери. На одном из поворотов извилистой, неровной дороги фаэтон, тяжело нагруженный, накренился. Ось хрустнула, и повозка повалилась на бок.
Как раз в это время солнце зашло за горы и стало быстро темнеть. Гюльпери заволновалась.
— Господи, да за что ж это такие несчастья обрушились на меня?! Что мы теперь будем делать в этих жутких горах? И что случилось с отцом? Почему его нет до сих пор. Уж лучше было бы остаться в городе и дождаться хоть каких-нибудь вестей от него.
— Теперь поздно говорить об этом, — сказал извозчик. — Надо сходить в деревню и позвать народ на помощь.
— Нет, нет, — запротестовала Гюльпери. — Как же вы нас одних оставите с вещами? Я боюсь. А вдруг разбойники. И я никуда не пойду. Придумайте что-нибудь. Неужели нет другого выхода?