Нужна ли России правда? Записки идиота
Шрифт:
В. РАММ: — Насчет Киселевой вас еще, помню, топтали.
В. БОРТКО: — Да, Киселева вдруг, боже мой. Конечно, как же, «Слабое звено». А вы знаете, я очень доволен артисткой Киселевой. Она, по-моему, не испортила…
С. БУНТМАН: — Сейчас до передачи, когда мы с Витой говорили, это сейчас все кажется таким очевидным и точнейшим в фильме «Собачье сердце», а вот поговорили бы мы тогда, существуй мы…
В. БОРТКО: — Я могу вам рассказать историю худсовета. Сейчас их нет, а тогда был.
В. РАММ: — Сейчас продюсеры.
B. БОРТКО: — Продюсеры конечно, да, а тогда был
C. БУНТМАН: — Потрясающе. Не то слово.
В. РАММ: — Очень много вопросов с большим знаком вопроса по поводу Иешуа.
В. БОРТКО: — Кстати, где я ни секунды не сомневаюсь, это в артисте Безрукове. Я, честно говоря, извините, пожалуйста, «Бригаду» не видел. Вернее, видел, только кусочки. И когда мы искали Иешуа, я предлагал это одному актеру. Он отказался это делать, и потом следующий сразу же за ним был Безруков, потому что мне показалась, что он может это сделать. Проба была в высшей степени убедительна. В высшей степени.
С. БУНТМАН: — Актер-то он очень хороший, замечательный.
В. БОРТКО: — Артист хороший, и он очень точно, по-моему, понял, что это такое, и это сыграл. Что касается того, вот существует медийный артист. Я не знаю, что такое медийный артист.
В. РАММ: — Плечо Первого канала.
B. БОРТКО: — Одну секундочку. Что такое медийный? Это значит, что он сейчас ведет какую-то передачу. Но мы-то рассчитываем на то, что фильм будет жить хотя бы не один год, а может быть и десяток лет, как живет «Собачье сердце». Какая медийность, о чем вы говорите! Опять же для меня очень просто — похож или не похож.
C. БУНТМАН: — Именно, да, и он такой разный. Он безумно разный. Только за несколько секунд до «Бригады» видели, как он играл в «Азазеле» Бриллинга.
B. БОРТКО: — Посмотрите его замечательные работы театральные.
C. БУНТМАН: — Он разнообразный, только использовать его.
В. РАММ: — А Пилат?
В. БОРТКО: — У нас есть идеальный исполнитель Понтия Пилата. Абсолютно идеальный. Это артист Лавров, который был утвержден в прошлый раз и утвержден сейчас. Там есть одно небольшое «но», которое вы все знаете, — артисту Лаврову не 20 лет. Но по ощущению значимости личности, и ощущению принадлежности к империи, которая стоит за ним, ничего рядом, по-моему, не стоит. То есть когда я разговариваю с ним, мне хочется сказать: я слушаю, товарищ Лавров, я понял. Или по-другому. «Называйте меня, — он предлагает его назвать, — называйте меня…»
В. РАММ: — Царь.
В. БОРТКО: — Нет.
С. БУНТМАН: — Игемон.
В. БОРТКО: — Так вот, когда я разговариваю с господином Лавровым, мне хочется сказать: да, игемон.
В. РАММ: — Но у Булгакова Понтий Пилат еще сомневающийся…
В. БОРТКО: — Я ведь прочел очень много, поверьте мне, литературы. Я прочитал исследование синего цвета в романе «Мастер и Маргарита», или цифры 7 или 13, но почему-то ни в одном исследовании не было простой вещи — а почему, собственно говоря, Мастер пишет историю о Пилате? Да только по одной простой причине — потому что Пилат в какой-то степени корреспондируется с ним самим. И ведь что такое Мастер? Мастер, в конце концов, — это сам автор, как я чуть-чуть догадываюсь, а теперь представьте, вспомните «Белую гвардию». Что ему пришлось пройти, и как он ощущает себя здесь. Сейчас 35-й год. А что он сделал, собственно говоря, кроме того, как написал роман, да сжег его в печке? Ведь ничего! Именно поэтому, мне кажется, и он, и я, и такие же, как я, люди, да и вы, если вы жили в эти самые приснопамятные, мы заслужили покой. Нас били достаточно сильно. А что касается светлого будущего, тут уже стоит подумать, заслужил он его или нет. Я не знаю, понятно ли я сейчас говорю.
В. РАММ: — Понятно. А «Страсти Христовы» вы видели?
В. БОРТКО: — Да, конечно.
В. РАММ: — И? Трактовка Понтия Пилата — вам не показалось, что это близко Булгакову?
В. БОРТКО: — Извините, пожалуйста, это совершенно разные вещи. Меня спрашивают тоже об Иуде, вы знаете, Иуда такой, Иуда сякой. Иуда в одном произведении «Искариот» — это одно, а здесь Иуда — совершенно другое. Понтий Пилат — там это одно, а мы имеем дело не с историей, а с литературой, с искусством, и в каждом романе или в каждой истории он разный.
С. БУНТМАН: — Да, конечно, это была такая неожиданность— увидеть такого Иуду, когда первый раз читаем «Мастера и Маргариту». Один Иуда, идущий на свидание, чего стоит.
В. РАММ: — А кто Иуду играет?
B. БОРТКО: — Тот самый медийный артист, который существует только в нашем телевидении, сказал бы я так.
C. БУНТМАН: — Еще один есть вопрос от Юрия. Юрий написал диссертацию о трудностях английского перевода романа «Мастер и Маргарита». Рассчитано, что будут смотреть не только наши зрители? Вы об этом думаете?
B. БОРТКО: — Честно говоря, хотелось бы, но в основном я думаю о наших зрителях.
C. БУНТМАН: — Наверное, неправильно думать об этом специально.
B. БОРТКО: — Нет, специально я об этом не думаю совершенно. Я знаю, что это наша книга, с которой выросли мои знакомые, я сам, и хотелось бы это сделать в первую очередь для наших людей. Я, конечно, не откажусь, если будут французы толпами смотреть, приникнут к телевизору, но, тем не менее, мне бы хотелось, чтобы к телевизору приникли наши люди.
C. БУНТМАН: — Спасибо большое. Как говорится, ни пуха.
B. БОРТКО: — К черту.
C. БУНТМАН: — К нему, к Воланду.
В. РАММ: — Последний вопрос. Название.
В. БОРТКО: — «Мастер и Маргарита».
В. РАММ: — То есть, не будет то, которое вы планировали.
С. БУНТМАН: — Я тут бы присоединился, вам все желают достичь хотя бы того же уровня, который был в «Собачьем сердце», это о-го-го уровень
B. БОРТКО: — Спасибо за пожелание, будем стараться.
C. БУНТМАН: — Спасибо большое. Владимир Бортко был в нашем эфире.