Нужна ли России правда? Записки идиота
Шрифт:
К. ЛАРИНА: — А Смерть, по-моему, там в фильме, где играет Караченцов, да?
В. БОРТКО: — Да.
К. ЛАРИНА: — Да, я тоже помню. Слушайте, она совершенно неузнаваемая, я не могу совместить два образа, абсолютно два разных человека. Хорошо, давайте мы дальше пойдем, здесь очень такие вопросы судьбоносные… Спрашивают, в чем смысл.
В. БОРТКО: — А нет ли поострее — какая гадость, или…
К. ЛАРИНА: — Нет, вы знаете, сейчас нет, понимаете, какая штука, люди же вас сейчас слышат, дело в том, что когда вас не слышно, где-то там сидит режиссер Бортко, сидит себе, в телевизор уткнувшись, тут мы по полной программе и оттянемся. А сейчас, когда мы человека слышим в эфире, то вроде как
В. БОРТКО: — Хотелось бы как-то вступить в дискуссию, понимаете.
К. ЛАРИНА: — Я вам скажу честно: я даже не знаю, как вступать в дискуссию. Когда говорят: «мне не нравится» — это все очень плоско, это все неправильно, это не дискуссия.
В. БОРТКО: — Это не дискуссия.
К. ЛАРИНА: — Вопросы, связанные с какими-то текстовыми отклонениями, вы каким-то образом уже нам объяснили, с чем это связано. В романе много таких фраз крылатых, «взять бы этого Канта да года на три на Соловки». Вы заменили это на лагеря.
В. БОРТКО: — Я думаю, понятно, почему.
К. ЛАРИНА: — Потому что непонятно, что ли, никому, что такое Соловки, вы думаете, до такой степени?
В. БОРТКО: — Я не то что думаю, я в этом совершенно убежден. Выйдите, пожалуйста, из редакции и спросите у первого попавшегося молодого человека, которому меньше 30, что такое Соловки, а дальше послушайте ответ. Я же проводил свои исследования. Именно поэтому это и заменено, я думаю, простит меня Булгаков, простит бога ради. В конце концов, это лагерь, я так понимаю, да?
К. ЛАРИНА: — В таком случае там и НКВД никогда не звучало в тексте романа, там просто на это намекали, что называется.
В. БОРТКО: — Если бы звучало в тексте романа, я думаю, этот роман, я думаю, автор оказался бы в другом месте. И так странно, что он там не оказался. Но так бы он оказался точно совершенно. Время, 35-й год, НКВД со всеми вытекающими отсюда последствиями.
К. ЛАРИНА: — Очень много трактовок у этого романа, как у литературоведов, так и у любого читателя, который имеет право трактовать так, как он хочет. В этом и главная ценность, и загадка этого произведения. А как вы относитесь к такой трактовке, которая была высказана на волнах нашей радиостанции — что, в принципе, это роман о Сталине? Что в Воланде Булгаков зашифровал именно эту историческую личность?
В. БОРТКО: — Мне кажется, что это неправильно. Мне кажется, что это совершенно неверно. Другое дело, что личность Сталина оказывала, конечно, на писателя, по-моему, достаточно большое влияние. Более того, две фразы Воланда практически повторяют сталинские интонации, когда он говорит — это невозможно, да, это невозможно, но мы попробуем. Еще там есть какая-то какая-то такая фраза. Но совершенно принципиальная вещь, что такое Воланд. Воланд — это незаинтересованный, не ангажированный, абсолютно объективный зритель происходящих событий в этой стране. Каким образом это может быть Сталин в этой трактовке, скажите, пожалуйста? Никак. Поэтому я думаю, что параллели со Сталиным здесь несколько неуместны.
К. ЛАРИНА: — А почему, как вы думаете, хотя этот вопрос, когда такой вопрос задаешь, хочется видеть лицо человека, а не только слышать его голос, а почему все-таки семейное счастье, будем так говорить условно, райское бессмертие нашим героям обеспечил Сатана?
В. БОРТКО: — Сейчас я вам попытаюсь объяснить. Я уже как-то объяснял это на пресс-конференции, очевидно, не донесли. Скажите, каковы дальнейшие перспективы жизни Мастера в советской России?
К. ЛАРИНА: — Никаких.
В. БОРТКО: — Я думаю, что Воланд ему помог. Я объяснил это?
К. ЛАРИНА: — Конечно, конечно.
В. БОРТКО: — То же самое происходит с Маргаритой. Я сейчас очень примитивно и условно скажу это, потому что роман гораздо шире и больше, но всегда нужно построить какую-то простую модель, чтобы на нее опираться. Представьте себе: некоему существу, которое объективно, которое всемогуще, которое знает совершенно точно, что дважды два — четыре, говорят — вы знаете, появилась страна, где дважды два не каждый день четыре, а столько, сколько надо. А свобода, несвобода — осознанная необходимость. А любовь — это явление социальное. Он очень удивляется, говорит — ну, пойду посмотрю. Приехал, посмотрел и увидел, что то же самое, только их очень испортил квартирный вопрос. Понимаемо шире, конечно, чем просто квартирный вопрос, все, что с ним связано дальше. И интересно, а все ли так, люди как люди, но есть ли другие? И здесь появляются Мастер и Маргарита. Перспективы жизни Мастера и Маргариты в этой стране? Нулевые. Причем никто не говорит, что страна плохая, нет, люди вокруг за окном счастливы, могут быть как угодно, но что делать этим двоим? Туда, туда? Там уже ждет вас ваш дом, старый слуга и т. д. По этой дороге, Мастер, по этой, вот что он ему предлагает. Это, пожалуй, единственное. «О великий Воланд, он предложил лучше, чем я придумала», — я сейчас рассказываю строками романа, который вы еще не видели, но все это будет впереди. Я не знаю, объяснил я это или нет.
К. ЛАРИНА: — Безусловно, объяснили, тем более что там второе объяснение из другой части романа. По-моему, это единственное место, где совмещается и библейская, и евангелистская часть, историческая и московская.
В. БОРТКО: — Все, в конце концов, сходится в одну точку, я надеюсь, что зрители это увидят.
К. ЛАРИНА: — Конечно, и лунная дорожка будет?
В. БОРТКО: — И лунная дорога будет, все будет.
К. ЛАРИНА: — Ну что, мы должны уже заканчивать, я очень благодарна за то, что вы согласились ответить на наши вопросы. Мне кажется, что мы правильно поступили, на многие вопросы ответили, на многие не ответили, поскольку на них должны ответить, в принципе, те серии, которые мы посмотрим. И еще несколько конкретных вопросов. Скажите, пожалуйста, будет ли традиционный фильм о фильме, или вы от этой идее отказались? О том, как снималось?
В. БОРТКО: — Вы знаете, я скромный человек, которому заказали кино, который кино сделал, а все остальное… У меня есть совершенно замечательные начальники, которые рискнули здоровьем, и репутацией, и деньгами, они и должны знать это все.
К. ЛАРИНА: — То есть вы не знаете, будет ли рассказ о том, как фильм снимался?
В. БОРТКО: — Не знаю.
К. ЛАРИНА: — После, потому что, конечно, было бы интересно посмотреть на эту кухню.
В. БОРТКО: — Не знаю, нужно спросить у господина Златопольского, мною многоуважаемого человека, у господина Добродеева, и они вам скажут об этом.
К. ЛАРИНА: — И еще один вопрос, на ваш взгляд, если это возможно сформулировать так тезисно, в чем все-таки его актуальность сегодня, именно сегодня, в уходящем 2005 году?
В. БОРТКО: — Вы знаете, меня как-то спрашивали, все время спрашивают, «Таймс», примерно тот же самый вопрос. Я спросил: «А Диккенс у вас как?» — «Да-да, очень». У нас и Булгаков тоже. Я не буду сейчас распространяться, почему, зачем и от чего это должно быть актуальным или не должно быть актуальным. Во-первых, это называется «наша классика». И поскольку это классика — классика даром не бывает. Она отражает очень точно свою эпоху, дух и все остальное, именно поэтому она не теряет актуальность. Вот так мне бы хотелось рассматривать ответ на этот вопрос. Кроме этого, есть еще один. Мне кажется очень важным, что в этом романе, кроме белого и черного, кроме А и Б, еще очень много букв и очень много цветов. Мне кажется, что эта актуальность не потеряется никогда.