Нужна ли России правда? Записки идиота
Шрифт:
К. ЛАРИНА: — Спасибо вам огромное, еще раз вас поздравляю, в любом случае, вы уже вписаны в историю, не только в историю культуры, в историю России.
В. БОРТКО: — Хотелось бы, чтобы она хорошо кончилась.
К. ЛАРИНА: — Тьфу-тьфу-тьфу, нет, я надеюсь, что все кино снято, оно показывается, самое главное, что тут еще может случиться? Хотя ни от чего не зарекаемся, смотрим, доходим до финала, видимо, уже в следующем году с вами встретимся. Я надеюсь все-таки вас увидеть здесь, в нашей студии.
В. БОРТКО: — С большим удовольствием.
К. ЛАРИНА: — Хорошо, спасибо, спасибо.
В. БОРТКО: — Всего хорошего, до свидания.
2005 г.
Сложнее
(Интервью В. В. Бортко для «Собеседника»)
Продюсеры телеканала «Россия» в голос признали: работа Бортко над сериалом «Мастер и Маргарита» шла на пределе возможностей. Озирая стройные ряды отечественных режиссеров, автор этих строк затрудняется назвать человека, который справился бы с подобной задачей. Мнений будет еще множество, напишут о фильме больше, чем о любом другом отечественном проекте, но уже сейчас ясно, что Бортко сделал не просто добротную экранизацию, но выдающееся по красоте и силе кино, местами конгениальное тексту. Это лучше, чем «Собачье сердце» и «Идиот». Кому-то не понравились первые серии, кого-то смутили третья-четвертая, но после пятой зрители почти единогласно сошлись на том, что на глазах происходит чудо.
– Владимир Владимирович, прежде всего поздравляю вас.
— Спасибо.
– Рисковали вы сильно. У романа побольше фанатов, чем у Толкина.
— Фанат, как вы это называете, по определению несамостоятелен. Он зависит не только от чужого текста, но и от чужого мнения. Сегодня он на сайте ругает картину, а завтра будет в восторге.
– Жалко только, что у вас так и не получилось привлечь Брандауэра на роль Воланда.
— А что, я собирался?
– Писали…
— Вы всему верите, что в газетах пишут?! Я после Янковского сразу обратился к Басилашвили, у меня и сомнений не было на его счет. Помню, как сразу после «Собачьего сердца» писали, что сроду такой дряни не видели. А теперь выражали сомнение, что я дотяну до уровня «Собачьего сердца»… Делать надо, что хочется, и ни к кому особенно не прислушиваться. Иначе проживешь не свою жизнь — и кто будет виноват?
– Вы очень ко времени сделали экранизацию.
— Не думал об этом совершенно. Политконтекст меня не занимал. Даже биографию Булгакова я наверняка знаю хуже вас, даром что я киевлянин и он, так сказать, наш. Есть книга, она меня восхитила еще в первой публикации, ощипанная, — 16 лет мне было; не могу сказать, что с тех лет мое восприятие романа сильно изменилось.
– А что заставляет человека экранизировать книгу?
— Вообще-то я деньги так зарабатываю.
– Не верю, что все сводится к этому.
— А вы для чего берете интервью?
– Интересно.
— Вот сочетание личного интереса с денежным я и называю правильным выбором профессии. Мне тоже интересно. Если серьезно, единственный стимул к экранизации — когда книгу, которая тебе нравится, все читают неправильно. Вычитывают то, чего там нет. Не замечают очевидного. Вот есть, допустим, «Идиот» — один из любимых моих романов. И смотрю я фильм Пырьева. И вижу, что к Достоевскому все это не имеет никакого отношения. Что угодно там есть, а Достоевского нет. Страшное сверкание глаз, мелодраматизм, напыщенность, генерал с генеральшей вообще на людей не похожи — все режет глаз. Между тем, роман совсем
«Мастер и Маргарита» — похожая коллизия, между прочим. Есть некий человек… можно сказать, что дух или падший ангел, но я предпочитаю говорить, что человек. И узнает он, что в некой стране строят принципиально новое общество — без корысти, без угнетения, без пороков. А поскольку он в некотором смысле специалист по порокам, знаток их истории и теории — ему интересно, и он едет разбираться на месте: как так, что за новые люди? Произвел контрольные замеры. Это, кстати, ответ на вопрос: почему дьявол так сравнительно мало начудил в Москве? Почему не разнес все, ограничившись несколькими простыми чудесами, гастролью в варьете и спасением одной пары? Потому что ему больше ничего не надо было: он едет не конец света устраивать, а разбираться в ситуации. Ставит эксперименты: с деньгами, с разоблачением вранья… И видит, что люди как люди, квартирный вопрос их только испортил. Квартирный вопрос надо понимать в самом широком смысле.
– Я не согласен с ним, что «люди как люди». Все-таки люди 30-х годов были особенные.
— Ну, с Воландом соглашаться необязательно. Но в 30-е он вполне мог констатировать крах великого эксперимента по созданию нового человека. Это не значит, что эксперимент не будет продолжаться. Я действительно считаю его великим, и человечество к социалистической утопии вернется еще не раз.
Это как церковь. Что, у церкви не было неудач? Были, и принципиальные, вроде крестового похода детей. Но скомпрометировать христианство такими вещами невозможно. Когда Воланд у нас смотрит на публику варьете, на лице у него скорее…
— … сострадание.
— Некоторое разочарование, я бы сказал. Обидно же, что люди — опять только люди.
– У вас не было колебаний насчет Лаврова — Пилата? Все-таки за ним — огромная толпа советских положительных героев, которых он сыграл, и некоторые говорили, что Пилат похож на Ленина…
— Меня именно это в Лаврове и привлекало. За ним не только галерея советских положительных типов, но и вообще образ сильного человека. На роль Пилата он подходил идеально — потому что ему свою силу доказывать не надо, как Пилату не надо доказывать Каифе, что он в случае чего может здорово испортить ему жизнь. Лавров, как и Пилат, — герой с репутацией, с ореолом властности. «Мальчик ли я, Каифа?»
– Безруков тоже актер с репутацией. Она вас устраивала?
— Вопрос на вопрос: Безруков плохо сыграл?
– Хорошо. Но с просвечивающим сквозь него Белым я поначалу ничего сделать не мог…
— Да нет там ничего подобного! Безруков — сильный актер. Он и без грима — какой там особенный грим? — был бы вполне убедителен. Всех этих разговоров про Сашу Белого я вообще не понимаю. Кажется, он победил предубеждение, если оно и было у части зрителей.