Няка
Шрифт:
– И это семья депутата Эмской Рады! – причмокивала она. – Весьма достойный пример для электората! Муж отчалил с любовницей и по совместительству – тещей, безутешная супруга в лучших традициях порно вызывает инструктора по фитнесу…
Едва Зинка свернула к своему подъезду, как наперерез ей шагнула мужская тень. Это был Бекетов.
– Где ты была так допоздна? – взволнованно заговорил он. – Почему не брала трубку? Я места себе на находил.
– Да так, участвовала в облаве на одного глупого зайца.
– На какого зайца? Какая облава? Неужели ты продолжаешь свое
– Что делать, – горделиво вздохнула Рыкова. – Пепел Клааса стучит в моем сердце.
– Зизи… Зина, я очень за тебя переживаю. Разве заниматься расследованием – это твое дело? Выводить негодяев на чистую воду должны не журналисты, а полиция.
– Пробовала я спихнуть это дело на них…
– Как? Ты была в полиции?
– И в полиции, и в Росздравнадзоре.
– И что же?
– Они обдали меня презрением. Их более чем устраивает официальная причина смерти Ульяны. Они не видят ничего подозрительного в гибели Ревягиной. А при упоминании о бутылочках словно по команде хватаются за животики. Впрочем, ты тоже считаешь, что это плод моей воспаленной фантазии…
– Я не могу утверждать это стопроцентно.
– В общем, радуйся, я решила оставить это дело. Правда, редакторша никак не хотела униматься. Какую-то распечатку раскопала в Интернете. Представляешь, виртуальный дневник некой дебилки о том, как она худела с помощью няки!
– Няка? – недоуменно переспросил Миша. – Это еще кто такой? В смысле, что за новое средство?
– Почему ты решил, что это средство?
– Ты же сама сказала: девочка худела с помощью няки.
– Девочка? Я сказала: дебилка. Может, это жирная корова лет пятидесяти? Ой, пардон…
– Ну хорошо, – улыбнулся Миша. – Бальзаковская дама весомых достоинств ела какую-то няку…
– По-моему, все-таки пила. Только не няку. А настой каракумской колючки. Это единственное рациональное зерно, которое я нашла в многословном слащавом сюсюканье этой Лулу.
– Ты вся в своем расследовании, – вздохнул Бекетов. – Буквально живешь им.
– А, – махнула рукой Зинка. – Наверно, брошу его совсем. Дивидендов оно мне приносит мало… я имела в виду, моральных. Одна бесплодная беготня с мокрой спиной.
– Я не могу тебя заставить это сделать, но знай: если ты и правда оставишь это дело, я стану почти счастлив, – многозначительно произнес Миша, неотрывно глядя Зине в глаза. – Счастье мое, как я мог жить без тебя все эти 25 лет? Страшно представить, треть жизни…
И он нежно поцеловал Зину в обе щеки, а потом слегка коснулся губами ее ярко накрашенного рта.
А спустя час ей названивала Катюшка:
– Зиночка, милая, что все это значило? Зачем ты принялась колотить в стену в самый романтичный момент, когда зайчик запнулся о ковер и упал на кровать? Почему уехала, не дождавшись меня? Мне так хотелось обсудить с тобой детали свидания…
– Увы! Я была вынуждена броситься в погоню, – мрачно отвечала Рыкова. – Катенок, мужайся: на балкон проник некто с фотоаппаратом. Чует мое сердце, негодяй кое-что успел отщелкать.
– Ну и что он мог отщелкать? Я не сделала ничего плохого! Вернее, не успела, – разомлев, хихикала Катюшка.
– Я, конечно, не могу ничего утверждать, поскольку, сидя в этом чулане, пропустила все самое интересное, – с сарказмом отвечала Зинка. – Но интуиция подсказывает мне, что ты скомпрометировала себя, дорогуша.
Стражнецкий и Карачарова сидели в небольшом ресторанчике загородного пансионата. Они правильно рассудили, что в конце марта, да еще и в будни, заведение не будет ломиться от отдыхающих, и они смогут насладиться тремя днями свободной любви вдали от любопытных глаз. Костик был искренне рад этой вылазке – он считал Ольгу единственной женщиной, которая его полностью понимает. Иной раз в ее отношении к любовнику проскальзывало нечто материнское, от чего Стражнецкий ненадолго становился податливым материалом, из которого можно было лепить если не все, то очень многое.
Он рано лишился матери. Красивая студентка медучилища Елена вышла замуж за научного сотрудника Илью Стражнецкого, едва ей исполнилось 18, а в 19 уже родила Костю. Елена Ивановна работала инструктором лечебной физкультуры в одной из больниц Эмска, Илья Михайлович занимался секретными разработками в области ядерной энергетики. Так прошло 10 лет.
И вот однажды Елена Ивановна не вернулась из командировки в Москву. По коротким фразам отца Костик понял, что мать жива и здорова, но больше с ними жить не будет. И лишь спустя год мальчик узнал, что его родители развелись, и у Елены Ивановны теперь новый муж. Больше он никогда ее не видел.
Он явно недополучил требовательной материнской любви, поэтому некоторая жесткость, с которой обращалась с ним Карачарова, не вызывала у Костика протест, а, наоборот, все сильнее привязывала его к Ольге. Он был уверен, что они никогда не расстанутся, и в порыве чувств время от времени говорил это любовнице. Повторил и сейчас.
– Это пока ты не встретил любимую женщину, – тонко улыбаясь, отвечала Карачарова.
– Любимую женщину? А что это такое? – при Ольге Костик не пытался выглядеть лучше, чем он был на самом деле. – Если любовь и правда существует, значит, моя любимая женщина – это ты.
– Я не любимая женщина. Я боевая подруга. Все понимающая и относительно верная. Но не жди от меня слов любви. Притворяться перед тобой мне не имеет смысла. Обижайся или нет, но я четко знаю, почему держу тебя рядом с собой.
– И почему же? – напряженно улыбнулся Костик.
– Потому что ты кое-что умеешь, – усмехнулась Ольга. – И с тобой можно откровенно поболтать, не корча из себя гранд-даму.
– Кое-что умеешь, – невесело хмыкнул Стражнецкий. – Раньше я был уверен, что это нам нужен от вас секс. Оказывается, все наоборот… Что ж, я не против. Пользуйся мной, – и он аристократическим жестом поднес к губам руку Ольги и поцеловал ее. Во время этого прочувствованного действа он вдоволь налюбовался красотой своей кисти и длинных пальцев. Также он ощутил почти физическое удовольствие от игры своих длинных ресниц, которыми, словно бабочка крыльями, изысканно пощекотал запястье Карачаровой.