Нынче в порфире…
Шрифт:
Он украдкой косился по сторонам. Мы находились совсем рядом со Шлюзовой террасой, открытой площадкой перед жилым кварталом с красивым названием Бло-Бударна — Голубые ряды. Напротив, по другую сторону цепочки цветочных ящиков, остановились две пожилые дамы, обе так и сверлили меня взглядом. У детей глаз острый, и мальчишка не замедлил воспользоваться случаем.
— Пустите меня! — завопил он, отбиваясь руками и ногами.— Пустите, говорю!
Я отпустил его, пожал плечами и вернулся в подземелье. Веспер Юнсон встретил меня на подъездной дороге.
— Вы
Я рассказал, что произошло. Он расправил усы и подытожил:
— Да, воспитание детей — штука сложная. Не всегда легко решить, что лучше — задать им трепку или действовать уговорами.
Подъехал Класон, и мы устроились на заднем сиденье.
— Вид у вас немножко усталый,— заметил полицейский начальник.
— Всю ночь на ногах,— сказал я.
— А ведь и правда! — воскликнул он.— Надо вздремнуть часок-другой. Где вы живете?
Я назвал адрес. Он повернулся к шоферу и решительно сказал:
— Вот туда и поедем.
Едва войдя в квартиру, я услышал сердитые телефонные звонки. Это был Аллан Андерссон.
— Ну, как тебе статья? — пробасил он.
Напечатанная жирным шрифтом шапка бросалась в глаза сразу. Она была самой крупной на всей первой полосе и гласила: АВТОМОБИЛЬНАЯ АВАРИЯ ИЛИ ЯВЛЕНИЕ ПРИРОДЫ? В грубой печати темные снимки выглядели неожиданно хорошо.
— Шапка уже устарела,— заметил я.
— Знаю,— удовлетворенно отозвался он.— Все вечерние газеты будут битком набиты этими двумя смертями. А вот нынче утром мы были первыми и единственными.
Я громко зевнул.
— Ты что, только проснулся?
— Еще не ложился. Знаешь, с кем я провел ночь и утро?
— Я тебе не духовник.
— Тут исповедаться не в чем. Я шастал по городу с начальником уголовной полиции.
Он присвистнул и прошептал:
— Something rotten [10] ?…
— Больше, чем ты думаешь.
Несколько секунд в трубке слышалось только его тяжелое дыхание.
— Пару пленочек я отснял,— продолжил я,— а в голове масса текста.
10
Подгнило что-то (в Датском королевстве)… (Шекспир. Гамлет, I, 4. Перевод М. Лозинского.)
— Можешь приехать через пять минут? — прошипел он.
— Нет, вот через пять часов — пожалуйста.
— All right,— вздохнул Аллан Андерссон.— Но учти, я у твоей двери часового поставлю,— добавил он грозно.
Проснулся я от звонка в дверь и со смутным ощущением, что трезвонят уже давно. Я встал, протер глаза и бросил взгляд на часы. Половина четвертого. Закутавшись в халат, я выполз в переднюю и открыл.
— Вид у тебя бодрый и отдохнувший,— сказал Аллан Андерссон, протискивая в дверь свои объемистые телеса.
У меня на языке уже вертелась ехидная реплика, но
— Входите, пожалуйста, мои юные друзья,— сказал Аллан Андерссон таким тоном, будто приглашал их в свою собственную квартиру.
В замешательстве я последовал за троицей в большую из двух моих комнат — гибрид кабинета с гостиной.
— Разрешите представить,— сказал секретарь редакции.— Супруги Калльвик. Фотограф Фриберг. Я рискнул нагрянуть к тебе вместе с этой юной парой,— любезно продолжил Аллан Андерссон.— Но, по-моему, они могут рассказать тебе кое-что интересное.
— Садитесь, пожалуйста,— пробормотал я, слабо шевельнув рукой.
— Вчера вечером супруги Калльвик ужинали в «Гондоле»,— пояснил Аллан Андерссон.— Впрочем, лучше пусть они сами расскажут.
— В общем-то, ничего особенного,— начал молодой человек.— Мы, значит, сидели в «Гондоле» — вы знаете этот ресторан на самом верху Катаринахиссен. Был уже десятый час, и мы толковали о квартирах. Ну, пока мы сидели и разговаривали, моя жена показала на дом с рекламой «Стоматола» и говорит: «Вот бы нам в такой квартирке пожить».— «На самом верху?» — спросил я. «Конечно»,— ответила она. «По-твоему, моего конторского жалованья на это хватит?» Она засмеялась, и тут мы увидели, что одно из больших окон осветилось.
Он умолк и развернул свежую вечернюю газету. Я успел разглядеть на первой полосе шапку «КОШМАРНАЯ СЕМЕЙНАЯ ДРАМА», прежде чем он перевернул газету и показал последнюю страницу. Там было множество фотографий Исбладсвикена, переулка Урведерсгренд и парадной директора Лесслера. Внизу располагался большой панорамный снимок южного Шлюза. Молодой человек ткнул пальцем в «стоматоловый» дом.
— Тогда мы не обратили на это внимания, но вот прочли недавно газету и увидели фотографию. Тут до нас и дошло, что в этих-то окнах и горел свет.
Он убрал палец, и теперь я разглядел, что одно из верхних окон «стоматолового» дома помечено крестиком. Подпись гласила: «Крестиком обозначено окно гостиной директора Лесслера, в которой был найден мертвым его сын Гильберт».
— Вы уверены, что свет вспыхивал именно в этом окне? — спросил я.
— Совершенно уверены,— ответил он.— Мы с женой точно помним, что окно было под самой щетиной.
— Не помните случайно, когда загорелся свет?
— В четверть десятого,— твердо сказал молодой господин Калльвик.— Как раз пробили часы на церкви Марии-Магдалины.
Жена согласно кивнула.
— Я хорошо запомнила, потому что сказала тогда, мол, в кино идти уже поздно.
— Где вы сидели?
— Слева у окна,— ответил он.
— В самой гондоле?
Он покачал головой.
— Нет, поблизости от входа, третий или четвертый столик, по-моему. То есть дом со световой рекламой находился прямо перед нами.
— Вы не заметили, в комнате кто-то был?
— Я не обратил внимания.— Он посмотрел на жену.— А ты?
Она отрицательно мотнула головой.