Ныне и присно
Шрифт:
Он едва не замычал от натуги, разрывая заколдованный круг. Наконец мысли вырвались из наезженной колеи… чтобы принести смятение.
«Соврать — шкуру спасти… а зачем потом такая шкура? Жить и знать, что по твоей милости невинного убили? Правду сказать? Небось, и ноги унести не дадут. Куда ни кинь — всюду клин…»
Пауза растянулась на полминуты. Усмешка на лице Игоря понемногу начала сменяться хищным оскалом.
— Неужто угадал? — жарко выдохнул он. — Знаешь поганца? И адрес тоже? Так говори, мы его прямо сейчас навестим. Тепленького
«Теперь уж точно все!» — подумал Шабанов, но, как ни странно, мысль принесла спокойствие. Словно перед последним в жизни боем.
— Знаю, — обыденно сообщил Тимша. — И адрес знаю, и как зовут его… да тебе-то зачем? Не он твоих братьев уму-разуму учил… или не братьев — «братков»? Ты уж разберись, кто нужнее — басурманин или убивец?
На Игоря было страшно смотреть, казалось еще мгновение, и он лопнет от бурлящего в жилах бешенства.
— Ты мне, дружок, загадки не загадывай, — прошипел он. — У меня нынче настроение не то! Говори, что знаешь, пока я ребятам не приказал из тебя дерьмо повытрясти!
Угроза подействовала… но вовсе не так, как рассчитывал скинхед.
«На испуг взять хочет… — мрачно усмехнулся Тимша. Зря…»
Сомнения исчезли, вернулось спокойствие.
— За чужие спины прячешься? Самому что, слабо?
Старшак жутко, как восставший из гроба мертвец, заскрипел зубами, на висках бугристо вздулись синюшные вены.
— Еще чего ляпнешь… я тебя голыми руками на тряпочки порву! — прохрипел Игорь.
В глазах старшака полыхнула молния, Тимша мельком удивился, что по—прежнему жив и даже не обгорел. Поверх спокойствия плеснуло боевой удалью.
— Не водила твоих братков калечил, — сообщил Тимша. — Он в машине тише воды, ниже травы сидел. Так уж вышло, что пассажир ему попался торопыга, не стерпел задержки…
Тимша нарочито умолк, предводитель скинов рванул душивший ворот рубахи, брызнули пуговицы.
— Не тяни кота за… хвост! — прохрипел Игорь.
— Да я их ухайдокал, я! — с жесткой усмешкой закончил Тимша. — Уж больно к Ларисе спешил.
Повисла тяжелая, как топор палача, пауза. Игорь задыхался, широко раскрытый рот жадно хватал воздух.
— Врешь! — наконец прохрипел скинхед. — Чурбана покрываешь! Все равно я до правды дороюсь!
Скрюченные бешеной судорогой пальцы царапнули по тимшиному горлу и сорвались, не в силах ухватиться. Шабанов отстранился.
— Зачем я врать буду? — почти обиженно спросил он. Сам глянь, как твой братан мне бочину полоснул.
Выпростанная из брюк рубаха задралась к горлу, показалось пропитанное кровью полотно.
Игорь ошеломленно попятился, но тут же пришел в себя.
На лицо легла холодная отлитая из прозрачного металла маска.
— Уходи, — жестяным голосом приказал он. — Одевайся и уходи. У тебя сутки форы. Ментам я тебя не сдам, но советую отыскать нору поглубже — дольше проживешь.
Нежданная отсрочка приговора, как удар в открытую дверь — Тимше показалось, что он ослышался.
— Ты меня отпускаешь? — удивленно переспросил он. — Почему?
Маска дрогнула в презрительной усмешке.
— Не хочу пачкать кровью прихожую — сестре не понравится.
Словно услышав, в дверь просунулась Лариса. На дерзком лице мелькали не успевшие погаснуть искорки веселья.
— Что за секреты? — шутливо поинтересовалась она. — Пироги стынут!
— Сергей уходит, — невозмутимо сообщил Игорь. — Ему сегодня не до пирогов.
Почувствовав неладное, Лариса оттеснила вяло сопротивлявшегося брата, вошла в прихожую.
— Какие дела могут быть важней пирогов с палтусом? — все еще игриво спросила она. — Ничего, сейчас он передумает!
Тонкие руки обвили тимшину шею, в губы впечатался сочный до головокружения поцелуй… Сердце зашлось щемящей болью расставания. Шабанову стоило немалых усилий прервать горькое блаженство.
— Извини, мне и вправду пора, — тихо сказал он. Рука нежно и невесомо коснулась ларисиных волос, словно запоминая их шелковистую гладкость, затем скользнула на плечо. Мягкий до неощутимости толчок заставил девушку отшагнуть.
Лариса вскинула голову, глаза заблестели подступившей влагой.
— Даже так… — прошептала она.
Тимша виновато отвел взгляд. Губы Ларисы дрогнули, но девушка тут же справилась с собой.
— Что ж, тебе виднее, — холодно согласилась она. — Смотри, как бы потом не пожалеть…
— Я уже жалею, — признался Тимша, натягивая мокрую от растаявшего снега куртку.
Он таки не выдержал. Рука потянулась к девушке — то ли увлечь за собой, то ли коснуться в последний раз… Лариса отшатнулась и, надменно вскинув голову, вышла из прихожей.
Клацнула магнитная защелка.
— Так даже лучше, — со вздохом сказал Тимша.
Скинхед пристально взглянул ему в глаза… и кивнул.
Тучи унесло за горизонт, по небу, затмевая жалкие огни фонарей, переливалось северное сияние. Цвета причудливых завитков сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой от бледно—зеленого до сочно-пурпурного, лениво текли сиреневые волны, выстреливали копья холодного синего пламени…
«К морозу…» — вспомнилась старинная примета. Вспомнилась и тут же забылась. Холодная красота небес не смогла завладеть вниманием — душа покрылась ледяной коркой. Прочной, как аносовский булат, и блестящей, словно полированный хрусталь.
«Вот и вжился в новый мир… ни работы, ни друзей, ни девушки… Хотел-то как лучше. Хотел грязь с земли Кольской вымести… Чтобы вспомнил народ гордость да честь поморскую. А что вышло? Бандитов калечил — враги, басурмане рыночные — враги, скинхеды с националистами скоро охоту откроют… о милиции говорить не стоит — попадись, и пожизненная каторга обеспечена. Ради чего? Кому помог? Кому добро сделал? Дурость одна… Нравится людишкам каждой скотине в ноги кланяться? И пусть бы их. Из раба человека не сделаешь. Нет, взялся ума вкладывать! Кто бы самому вложил… хотя, скоро вложат. Если сбежать не получится.»