Ныряя в синеву небес, не забудь расправить крылья
Шрифт:
Обычный.
Хотя иногда его уверяли, что он очень красив, в ответ Лю Синь лишь вежливо улыбался. Неспособный отличить вежливость от заинтересованности, в свои двадцать два года он оставался одиноким, даже не подозревая, сколько людей делали ему комплименты в надежде снискать его расположение.
Наступив в лужу и размыв свое отражение, Лю Синь наконец поднял голову и заметил вдалеке покосившиеся городские ворота с разрушенными сторожевыми башнями.
Ускорив шаг, он двинулся в сторону выхода, надеясь
Как вдруг был остановлен криком:
– Грязная шавка! Дурень ты этакий! Думаешь, если я кормлю тебя, то ты и спать под моей крышей можешь! Прочь! – кричала сварливая старуха.
Лю Синь передернул плечами и пошел вперед, не отрывая взгляда от городских ворот.
«Это не мое дело… Это не мое дело… Это не мое дело…» – проговаривал он про себя каждый свой шаг.
Крики всё нарастали и нарастали, и в конце концов стальная нить терпения Лю Синя с визгом разорвалась, когда послышался первый звук хлесткого удара.
Резко развернувшись и перемахнув через ограду покосившегося дома, Лю Синь вышел из-за угла и увидел то, что навсегда изменило его жизнь.
На сырой земле, свернувшись в дрожащий клубок, лежал мальчик, над которым возвышалась старуха с розгой. Замахиваясь для нового удара, она не стесняясь сыпала проклятиями и бранью, крича на всю улицу.
Действуя будто на инстинктах, Лю Синь в два прыжка настиг женщину, выбил из ее рук палку и швырнул на землю подальше от мальчика.
– Ты еще что за проходимец?! Прочь отсюда! Да как ты смеешь! – пуще прежнего раскричалась хозяйка дома, яростно впившись в него своими маленькими черными глазками, в которых не было ничего, кроме злости.
– Это вы как смеете? Как у вас рука поднялась ударить ребенка?! – Лю Синь чувствовал, что в груди разгорается пламя, которое вот-вот вырвется и испепелит жестокую старуху.
– Люди добрые, да вы только взгляните! Средь бела дня разбойник, ворвавшийся в мой дом, будет учить меня, как обращаться с прислугой! – развела та руки, оглядываясь на начавших собираться зевак за низким покосившимся забором.
– Прислуга он или нет, обращаться с людьми так нельзя! – Лю Синь сжал кулаки, не обращая внимания на перешептывания за спиной.
Воспитанный в приюте, а после познавший тяжесть работы в сфере обслуживания, он с самого детства на дух не переносил тех, кто издевался над обслугой или низшими по статусу.
Внезапно среди гвалта раздался знакомый громкий голос:
– Ты бы умерила свой пыл, Цю Хэму, а то не ровен час, придя в мою кузницу, сама будешь выгнана взашей. Ведь там хозяин я, а значит, и руку поднять могу.
Оглянувшись, Лю Синь увидел мужчину, пустившего его в свой дом. А заметив, как люди при виде него стали расходиться, будто были тут ни при чем, Лю Синь понял, что не ошибся: мужчина и впрямь не был обычным крестьянином, как он и думал.
Глубоко вздохнув, он обернулся на вмиг притихшую женщину.
– Что ты хочешь? Чего тебе надо? – проворчала та в сторону мужчины, глядя будто
Лю Синь присел на корточки перед мальчиком, сжавшимся на земле без движения. Осторожно перевернув его на спину, он увидел сморщенное от боли лицо, покрывшееся холодным потом, и крепко зажмуренные глаза.
– Он же болен! – Лю Синь поднял на старуху злой взгляд. – Вы его чуть до смерти не забили!
– Что мне с того, что он болен? – хмыкнула та, отмахиваясь. – Притворяется, поди, чтобы овцу не пасти.
Лю Синь накрыл лоб мальчишки ладонью и тут же отдернул ее.
– Что там с ним? – упершись руками в калитку, с ленцой спросил мужчина.
– У него сильный жар, он без сознания, – растерянно ответил Лю Синь, не представляя, что делать.
Позади послышался тяжелый вздох.
– Тащи его сюда, – сказал мужчина.
– Эй, куда это! – запротестовала хозяйка.
– Разрешу тебе взять плуг и ту вазу. Все равно плевальницей мне только и служит, – произнес мужчина последнюю фразу себе под нос, почесывая бороду.
– Вот это другое дело, – хмыкнула старуха, уперев руки в бока и вмиг обретя самодовольный вид. – Забирай мальчишку, все равно от него никакого толку! – Махнув рукой, она скрылась в доме.
Лю Синь осторожно просунул руки под колени и спину мальчика, поднял и прижал его к себе.
Мальчишка был таким тощим, что, казалось, весил не больше щенка.
Обернувшись к мужчине, Лю Синь сказал:
– Господин, я…
Тот вскинул бровь, кривовато ухмыляясь:
– О, теперь я господин, а не дяденька?
– Простите… – поджал губы Лю Синь.
– Идем, – хозяин махнул рукой, указывая следовать за собой.
Глава 2. Я тебя помню
Вскоре они вернулись в дом, который, как думал Лю Синь, он больше никогда не увидит.
– Клади его сюда. – Мужчина развернул соломенную подстилку, на которой ранее спал его нежданный гость.
Аккуратно опустив мальчика, Лю Синь укрыл его старым холщовым одеялом и внимательно всмотрелся в лицо. Мальчишка был бледен и лихорадочно дрожал, поджав губы, словно изо всех сил пытался сдержать стоны боли.
– У него жар. Его надо протереть… наверное… Я никогда никого не лечил. – Лю Синь поднял на мужчину растерянный взгляд.
– Принеси воды, ведро на крыльце. – Хозяин махнул рукой. – Нужно сделать отвар из имбиря и обтереть его.
Лю Синь кивнул и тут же побежал к выходу.
Ближе к ночи, когда жар у мальчика спал и он заснул тревожным сном, Лю Синь сел на крыльце рядом с мужчиной, который опять потягивал трубку.
– Спасибо за помощь, – выдохнул он. – Даже не знаю, что бы я без вас делал.