Нью-Йорк
Шрифт:
Как же быть? Вернуться в Лондон? Возможно, Элиот оплатит дорогу, если он навсегда уберется из Бостона. Но его раздражало быть изгнанным из города родным братом.
К тому же его привели сюда и другие соображения.
Флот герцога Йоркского остался в бостонской гавани. Командующий притворялся, будто занимается в Бостоне делами герцога. Но в разговоре с молодым офицером подтвердились подозрения Тома: флот отправлялся в Новый Амстердам, и скоро.
– Если герцог отберет у голландцев Новые Нидерланды, то обретет здесь империю, – сказал офицер. –
Гарантии, данные английским королем голландцам, оказались обычным маневром монарха – наглой ложью.
А если так, то перед молодым англичанином в американских колониях открывались широкие возможности. Том решил, что глупо возвращаться в Англию. Нужен был план.
Идея созрела на следующий день. Дерзкая, как многие идеи Тома, но не без юмора. Он встретился в таверне со знакомой девушкой, чья репутация была изрядно подмочена, и завел с ней беседу. Через день вернулся поговорить еще. Когда он сказал, чего хочет, и назвал цену, девушка рассмеялась и согласилась.
Тем же вечером он обратился к брату.
Том начал с извинения. Признался в угрызениях совести из-за былых грехов. Это было воспринято молча. Том сообщил, что хочет осесть, пусть и скромно, и попытаться зажить праведной жизнью.
– Надеюсь, не здесь, – обронил брат.
Да нет же, именно здесь, утешил его тот. И не просто осесть – он и жену, похоже, нашел. При этой новости Элиот оторопел.
Том объяснил, что давно знает эту женщину – безупречной не назовешь, но она тоже готова остепениться. Спасти ее – лучший способ явить христианское милосердие и смирение. Или он не согласен?
– Что за женщина? – холодно спросил Элиот.
Том назвал имя и таверну, в которая та служила.
– Я понадеялся на твою помощь, – добавил он.
К полудню следующего дня Элиот разузнал достаточно. Девица была обычной шлюхой. Она подтвердила: да, она с радостью выйдет за Тома, чтобы спастись и жить в Бостоне пусть даже в полной нищете и забвении, ибо все это было лучше ее нынешнего прискорбного положения. Элиот мгновенно заподозрил подвох, но юмора не понял. Не имела значения и правдивость услышанного. Было совершенно ясно, что Том задумал неладное и собрался его опозорить. Элиот решил, что брат готов и убраться, но за определенную цену. Вечером состоялся еще один разговор.
Беседа была выдержана в скорбной манере, которой Элиот владел мастерски. Она проходила в конурке, которую он использовал под кабинет. Их разделял стол, на нем – чернильница, Библия, резак для бумаги и шкатулка соснового дерева с новеньким серебряным долларом.
Предложение Элиота сводилось к передаче доли наследства, которую Адам Мастер завещал младшему сыну при том, и только при том условии, что тот предъявит доказательства своего приобщения к сонму праведников. Элиот честно уведомил брата, что нарушает отцовскую волю.
– Блаженны милостивы, – серьезно ответил Том.
– Итак, ты отказываешься вернуться в Англию?
– Совершенно верно.
– В
– В Евангелии сказано, что блудный сын вернулся и встретил радушный прием, – благостно заметил Том.
– Он вернулся один раз, как ты уже сделал. Не дважды.
– Мне нужны деньги на дорогу. От твоего письма не будет толку до Хартфорда.
– Этого хватит? – Элиот вручил ему пару-другую вампумов и кошелек с несколькими шиллингами. Что-то, как рассудил Том, пойдет в уплату гулящей девице, а на оставшееся он проживет.
– Благодарю.
– Я опасаюсь за твою душу.
– Знаю.
– Поклянись, что не вернешься.
– Клянусь.
– Я буду молиться за тебя, – кивнул брат, явно не убежденный, что это поможет.
Том выехал рано утром. Перед отъездом он проскользнул в кабинет брата и умыкнул шкатулку с серебряным долларом. Просто назло.
Не сильно спеша, он двинулся на запад через Массачусетс и всю дорогу останавливался на фермах. Достигнув реки Коннектикут, Том должен был повернуть на юг, чтобы попасть в Хартфорд. Однако надобность подчиняться распоряжениям брата бесила его, и он без всякой на то причины ехал на запад еще несколько дней. Он никуда не торопился. Денег, спрятанных в небольшую сумку, должно было на какое-то время хватить. Он много слышал о величии большой Северной реки. Наверное, имело смысл доехать и посмотреть, а уж потом повернуть обратно к Хартфорду.
Оставив Коннектикут позади, он перебрался на голландскую территорию, но не встретил ни души. Не забывая об индейцах, он осторожно продолжал путь еще пару дней. На исходе второго начался спуск, и вскоре Том увидел изгиб большой реки, а на уступе над берегом – голландскую ферму. Она была невелика: одноэтажный дом с широким крытым крыльцом; с одной стороны амбар, с другой – конюшня и приземистый флигель. Луг нисходил к берегу, где были деревянный причал и лодка.
В дверях Тома встретил худой и с кислой физиономией мужчина лет шестидесяти, ни слова не понимавший по-английски. Когда Том показал, что ищет ночлег, фермер нехотя дал ему знать, что ужинать можно в доме, но спать – в амбаре.
Поставив коня в стойло, Том вошел в дом и застал там фермера, двоих мужчин, которых принял за наемных работников, и чернокожего – очевидно, раба; все собирались ужинать. Хозяйка, низенькая, светловолосая и намного моложе фермера, позвала мужчин к столу и показала Тому его место. Тот не заметил ни следа детского присутствия. Том слышал, что голландские фермеры едят за одним столом с рабами, и сейчас наверняка стянулись все.
Женщина оказалась превосходной стряпухой. Жаркое было восхитительным, и запивали его элем. За ним последовал большой фруктовый пирог. Но говорили мало, и он, не зная голландского, не мог участвовать в беседе.