Нью-Йорк
Шрифт:
Но этот вечер был делом другим. Его светлость мог прощупать ее, задавая вопросы. Например, чем она занималась последние сорок лет своей жизни?
По правде говоря, она изрядно заскучала по своей комнатушке у Мастеров, когда еще только переехала в шикарный дом. Но после события приняли иной оборот.
Она прожила в новом доме год, когда Фрэнк Мастер занемог и скончался. Хетти провдовствовала всего пару месяцев, затем попросила Мэри зайти и сказала ей:
– Мне немного одиноко, Мэри. Для тебя здесь всегда есть комната, и ты можешь оставаться и составлять мне компанию, когда пожелаешь.
Когда же Мэри предложила ночевать в
– Я подумала, ты можешь занять Голубую спальню.
Ее старая комната находилась наверху, где жила прислуга. Голубая спальня была на одном этаже со спальней Хетти. Мэри согласилась. Все отнеслись к этому с пониманием. Теперь слуги называли ее «мисс О’Доннелл». Они знали, что она богата.
Так Мэри поделила свое время между Пятой авеню и Грамерси-парком и была вполне счастлива. Новый распорядок предоставлял ей массу свободного времени, но она нашла множество способов распорядиться им. Они с Хетти сделались завсегдатаями выставок и лекций. Ее музыкальный вкус остался невзыскательным, но она всегда посещала блестящие оперетты Гилберта и Салливана, когда их привозили в Нью-Йорк из Лондона. «Микадо» и «Йомены» она видела три или четыре раза.
Ее окружали родные и друзья, среди которых особое место занимала Гретхен. Теодор уже давно был женат и обзавелся детьми, но они продолжали время от времени видеться. Мэри неоднократно задавалась вопросом, не следовало ли ей проявить упорство в поисках мужа, но так и не встретила мистера Правильного. Она осознала истину: ей всегда был нужен кто-нибудь вроде Ганса или Теодора, а таких было трудно найти. Возможно, ей выпал бы шанс, согласись она в свое время на предложение Шона уйти от Мастеров. Ну а теперь об этом незачем горевать. Она рассудила, что вышла на покой не так уж плохо для девушки из Файв-Пойнтс.
Файв-Пойнтс. Вдруг его светлость спросит, где она родилась и выросла? Что ей ответить? «На Четвертой авеню», – посоветовал Шон. Но мысли о тех днях и сопутствующие им воспоминания наполнили ее леденящим ужасом. Она покраснеет, ляпнет какую-нибудь глупость, выдаст горькую правду о всем семействе и всех подведет. «Не беспокойся, – сказал ей Шон. – Предоставь это мне».
Шону было проще. Он уже знал этих людей. Овдовев три года назад, он отправился путешествовать и в прошлом году посетил Лондон вместе со своим сыном Дэниелом и его семьей. Тогда-то дочь Дэниела Кларисса и познакомилась с молодым Джеральдом Риверсом. Она получила хорошее воспитание, была неплохой наездницей и встретилась с ним на охоте. Он сам только что вернулся из Америки и вскоре был покорен ее живыми американскими манерами. Его родители не могли не обратить внимание и на ее очевидное богатство. Но Джеральд и Кларисса были молоды, и все стороны сошлись на том, что нужно выждать несколько месяцев, прежде чем начинать какие-либо переговоры о помолвке.
Когда Шон впервые рассказал об этом Мэри, та не особенно удивилась. О вспыхнувшем интересе британской аристократии к американским наследницам знали все, и сам Шон описал его весьма красочно.
– Они просто-напросто пытаются вернуть часть своих денег оттуда, куда они перетекли, – сказал он.
Как только каналы и железные дороги открыли для мира американский Средний Запад, дешевые зерно и мясо, ввозившиеся из Америки в Англию, подорвали всех местных производителей. Цена на прославленные английские урожаи резко упала, а доходы землевладельцев, на которые содержались
– Но американцам-то это зачем? – спросила у брата Мэри.
Тот пожал плечами:
– Если человек сколотил состояние и скупил в Америке все, что душе угодно, он начинает осматриваться в поисках новых краев, достойных завоевания. И что остается? Он обращается взглядом к Европе и видит в ней то, чего не может приобрести в Америке. Искусство, манеры и титулы многовековой выдержки. Вот их-то он и покупает. Это не пустой звук. А матери, конечно, стараются друг дружку перещеголять.
Мэри задумалась, всегда ли бывали счастливы сами девушки. Она вспомнила, как прочла о свадьбе Консуэло Вандербилт и герцога Мальборо. Это было выдающееся общественное событие, триумф матери Консуэло. Жениху перепало кое-что из Вандербилтовых миллионов, и он сохранил свой шикарный дворец. Но Хетти Мастер поведала ей про изнанку этой истории.
– Несчастная Консуэло по уши влюблена в Уинтропа Резерфорда. Он почтенного американского рода, но ее матери втемяшилось, что семье нужен титул, – она фактически заперла бедняжку и заставила выйти за герцога. Консуэло проплакала всю церемонию. Настоящий позор!
Впрочем, Кларисса не любила никого другого. Более того, ей очень понравился второй сын лорда Риверса. Он был красавец, офицер, служил в хорошем полку и не любил замыкаться в четырех стенах. Неплохо, если добавить к этому денег. Шон, у которого было три внучки, нашел это забавным.
– Но она католичка, – напомнила Мэри, – а он наверняка принадлежит к Англиканской церкви.
– Это дело Клариссы, – сказал Шон. – Ее отец говорит, что ему все равно.
– А мать?
– Мать, – спокойно ответил Шон, – хочет выдать ее за сына лорда.
Когда лорд и леди Риверс объявили о намерении лично посетить Америку, это явилось неожиданностью, но Шон живо организовал путешествие по их вкусу. Несколько дней в Нью-Йорке, затем пароходом вверх по Гудзону, еще сколько-то дней в Саратоге и дальше – Бостон, который они выразили желание осмотреть.
Пока лорд Риверс находился в Нью-Йорке, Шон намеревался играть свою роль и выставить О’Доннеллов людьми почтенными. Британцы, разумеется, обычно считали – совершенно ошибочно, – что все американские капиталы нажиты в самое недавнее время. Тем не менее присутствие богатого старого деда Клариссы и его вполне респектабельной сестры значительно облегчит ей путь в новую жизнь.
А потому, когда Шон накануне сказал: «Придется нам, сестренка, не ударить в грязь лицом, если ты меня понимаешь», у Мэри слегка екнуло в груди.
– Я не умею врать, Шон, – сказала она. – Из меня никудышная лгунья.
– Конечно, да и не нужно этого, – сказал он.
– Чего же ты от меня хочешь?
– Просто будь самой собой.
– А ты что будешь делать?
– Ничего особенного, – улыбнулся он. – Пусть думают, что деньги у нас были немного дольше, чем на самом деле, если ты понимаешь, о чем я.
– Ох, Шон, я обязательно что-нибудь брякну. Избавь меня от этого. Скажи, что я заболела.
– Чушь, – возразил он, – ты отлично справишься!